Ты расстреливаешь очередью из гармошки

      городские снобские душонки.

      Букетиком ромашки бьешь социум по роже,

      строкою на нерве и весеннем кураже.

      Враги России боялись во все века

      неформатного с гармошкой Ваньку-дурака.

      Так и живет наш народ, как нечего терять,

      и Игорь Растеряев нам и за отца, и мать.

      Он был по определению другой.

      Иного рода, племени,

      чужого гена, семени.

      Подозрительный

      в нем был и замес теста.

      И где теперь, скажите,

      найти для него место?

      В моей душе давно

      безнадежно, тесно.

      Как у представителя

      альтернативной стаи,

      имя его звучало

      как название марки стали.

      Он разрушил мои взгляды и планы

      и не входил в родственные для меня кланы.

      Он был на меня непохожий,

      идущий рядом со мной

      как незнакомый прохожий.

      Он был другой.

      Корень – друг – мой.

      Старая рябина под моим окном.

      Тело её рассечено

      было молнии огнем.

      А кора шершавая

      изъедена и покрыта мхом.

      Кряжистая баба за моим окном.

      Знаю, знаю…

      В молодости слыла ты первою

      красавицей среди подруг.

      Станом стройным гнулась

      от метель и вьюг.

      Что же и теперь

      так отчаянно цветешь?

      Словно суженого-ряженого

      до сих пор ты ждешь.

      Или для небес твоя

      бессловесная мольба?

      Чтобы день последний

      отсрочила для тебя судьба?

      Честно!

      Видом своим давно портишь мне

      каменный фасад.

      Да кто о тебе вспомнит?

      А кто-то будет даже рад.

      Я решила, я точу топор

      и иду к тебе как палач

      исполнить приговор.

      Под тобою в тишине…

      молчу… и осознаю…

      подлую миссию свою.

      Слышу…

      Как по венам деревянным

      движется упрямый сок.

      Может быть, и правда

      не вышел для тебя ещё

      жизни