Эстетика журналистики. Коллектив авторов
Читать онлайн книгу.
вот фрагмент из боевой обстановки (защита Брестской крепости): «Все меньше защитников оставалось в крепости. Тут вместе с ними были дети и женщины, тут же умирали раненые. Кончились патроны. Не было пищи, не было воды. Вода текла от стен в десяти метрах, но добыть ее было нельзя. Смельчаков, ночью рискнувших ползти к берегу с котелками, сейчас же настигали пули. Пробовали рыть в казематах колодцы, на веревках бросали в реку простыни, подтянув назад, выжимали из них в котелок грязную жижу. Из-за гари, пыли и трупного смрада невозможно было дышать. Но как только немецкие автоматчики поднимались, обреченная крепость открывала огонь. Уже пал Минск. 16 июля немцы вошли в горящий Смоленск, а крепость продолжала бороться»[155]. Поразительные детали и бесподобное мужество людей.
Автор сборника очерков «Война и люди» рассказывает о событиях не просто трагических – речь идет о безграничных человеческих страданиях, о горе и невозвратных потерях. Это эстетика высокого и величественного. В архитектонике очерковых публикаций отражается целостная картина происходящего как возвышенная драма, несчастье людей поражает и вызывает сильнейшее сочувствие, но в стилистике описания нет ничего отталкивающего и отвратительного. Есть страшное и ужасающее, и это благодаря мастерству Василия Пескова не становится антиэстетикой. Категория эстезиса здесь реализуется в процессе последовательной нарративизации: в тексте нет сюжетных и психоэстетических сбоев, поэтика очерковых произведений отличается естественностью и ощущением подлинности. Само собой разумеется, условные текстовые паттерны – эстемы – в данном случае не воплощают в себе таких качеств, как красота, здесь нет ничего прекрасного – разве что души мужественных людей, – но эстемы воздействуют необычайно сильно и активно. Это происходит потому, что они строятся на эмоциональной основе, отражают возвышенную драму человека. Ноэмы, с их «истинным зрением», открывают горизонты рационального познания в их страшной логичности. Автор практически не обращается к дискурсивной форме мышления, не рассуждает и не объясняет. Он просто констатирует, приводит детали. Но сила этого повествования необычайно велика, поскольку за ней стоит осмысление самых страшных и в то же время самых масштабных, может быть, проявлений онтологии.
Для сравнения стоит рассмотреть очерк того же автора «Ржаная песня». Это лирическая миниатюра о людях и природе. Вот небольшой отрывок: «Если я приезжал летом, мы уходили в лес или садились около ржи послушать вечерние голоса. Над полем неслышно летал козодой, шмели обивали с колосьев пыльцу. На топком месте монотонно кричал одинокий дергач, а рядом во ржи били перепела.
В нашей области у пастухов живет хорошая сказка. Дергач пришел к перепелке посвататься. “Нет, дружок, – ответила перепелка, – ты беден, у тебя и телушки нету…” – “Будет телушка”, – ответил дергач и ушел на болото искать… И, должно быть, нашел.
– “Тпрусь! Тпрусь!..” – кричит дергач.
– А
Там же. С. 4.