Где же бессмертные, где – Рима всемирный Олимп?

      Ныне кругом запустение, ныне царит в Пантеоне

      Древнему сонму богов чуждый, неведомый Бог!

      Вот Он, распятый, пронзенный гвоздями, в короне терновой.

      Мука – в бескровном лице, в кротких очах Его – смерть.

      Знаю, о боги блаженные, мука для вас ненавистна.

      Вы отвернулись, рукой очи в смятенье закрыв.

      Вы улетаете прочь, Олимпийские светлые тени!..

      О, подождите, молю! Видите: это – мой Брат,

      Это – мой Бог!.. Перед Ним я невольно склоняю колени…

      Радостно муку и смерть принял Благой за меня…

      Верю в Тебя, о Господь, дай мне отречься от жизни,

      Дай мне во имя любви вместе с Тобой умереть!..

      Я оглянулся назад: солнце, открытое небо…

      Льется из купола свет в древний языческий храм.

      В тихой лазури небес – нет ни мученья, ни смерти:

      Сладок нам солнечный свет, жизнь – драгоценнейший дар!..

      Наконец, в поздний период творчества Мережковский однажды обращается к свободному стиху; это перевод «Псалма царя Ахенатона», опубликованный в 1926 г. в парижской газете «Звено» и снабженный объяснением: «Предлагаемый русский перевод псалма – первый. Он точен, иногда почти дословен. Но в египетском подлиннике нет разделения на стихи, а есть только внутренний ритм, который я старался угадать»17. Таким образом, выбор экзотической формы обусловлен у Мережковского апелляцией к иноязычному источнику, построенному по отличному от русского и европейского способу, что и позволяет поэту обратиться к непривычной для него форме.

      Подобная мотивировка в свое время была использована еще А. Сумароковым при переложении стихом без рифмы и регулярного метра некоторых библейских псалмов; при этом некоторые из них поэт снабдил подзаголовком «точно как на еврейском». Характерно, что современник Мережковского, К. Бальмонт, тоже обратившийся в книге «Гимны, песни и замыслы древних» (1908) к вольному переложению древнеегипетских текстов, использовал в них и рифму.

      В отличие от него, Мережковский обращается в аналогичном случае к свободному стиху, не приукрашивая древний текст приметами современного стиха: