Религиозная жизнь Древней Руси в IX–XI веках. Язычество, христианство, двоеверие. А. В. Карпов
Читать онлайн книгу.
сооружений в виде закрытых храмов, имевших в своей основе клеть с двухскатной, ступенчатой или башнеподобной кровлей[185].
Славянский культ богов предполагал определенную жреческую организацию. Что она существовала и в ряде случаев (у балтийских славян) была достаточно развита и специализированна, известно, но конкретные детали или вовсе не ясны, или минимальны[186]. В диссертационном исследовании Л. Т. Мирончикова была предложена гипотеза о сосуществовании трех категорий языческого «духовенства»: старцев, старост и волхвов. По его мнению, в сельской общине старец являлся верховной должностью, а староста возглавлял сотенную организацию. Старосты находились в подчинении старца[187]. Таким образом, «институт древнерусских старцев составлял социальную прослойку жрецов-правителей»[188]. В двух колядных песнях сохранился образ «старца» или «старца старого», который совершает жертвоприношение: закалывает жертвенное животное, варит мясо в котлах, организует место для трапезы, следит за соблюдением порядка при поедании жертвенного мяса[189].
Характер и формы славянского «языческого богослужения» также практически не поддаются реконструкции. Определенно можно говорить лишь о том, что вплоть до эпохи христианизации внутреннюю религиозную жизнь славян выражали два древнейших глагола: *modliti – первоначально ‘просить’ и *zrti – первоначально ‘славить’. Сюда же можно включить и главный вид религиозной жертвы, называемый словом треба. Интересно, что это понятие быстро «адаптируется» церковно-славянским языком. Треба в значении христианской жертвы фигурирует уже в кирилло-мефодиевском Синайском требнике. Очевидно, в языческую эпоху требой именовалась бескровная жертва. Термин жъртва, как обозначение ветхозаветной кровавой жертвы, вероятно, является кирилло-мефодиевским неологизмом[190].
С проблемой характеристики дохристианской культовой практики восточных славян связан вопрос о волхвах. Древнерусское вълхвъ служит в переводных текстах эквивалентом греческого «маг»[191]. В целом, волхвы – в древнерусской традиции – языческие жрецы, звездочеты, чародеи и предсказатели. В древнерусских памятниках они обличались как лжепророки: способностью предсказывать судьбу наделяли волхвов бесы[192]. Но являлись ли волхвы в период, предшествовавший крещению Руси, полноценными «языческими священнослужителями», возглавляли ли они общественные служения богам – достоверно неизвестно. Косвенные сведения об их религиозных функциях можно почерпнуть из летописных рассказов о «восстаниях волхвов» в «Повести временных лет». И сообщение о событиях в Суздале (1024 г.) и подробное повествование о «языческих волнениях» на Верхней Волге (1071 г.) свидетельствуют о том, что волхвы выступают «лидерами» магической, а не теистической религиозности. Действия волхвов в Суздале, выразившиеся в «избиении старой чади» и их участие в народных волнениях на Волге и Шексне, когда они убивали «лучших
Там же. С. 21.
Там же. С. 18.