Часовая стрелка неуклонно приближалась к девяти, и клерков постепенно охватывало оцепенение. Телеграфисты делали большие пробелы, передавая сообщения азбукой Морзе и одновременно прислушиваясь, не раздастся ли где-то взрыв. В большом офисе напротив машинистки переговаривались шепотом и печатали уже не в прежнем стремительном ритме. Парк крепко сжимал телеграфный ключ, и Таниэль видел, как побелели костяшки его пальцев. Таниэль осторожно отобрал у него ключ и вышел в коридор. Телеграфисты последовали за ним. В телеграфном отделе не было окон, но зато огромные окна машинописного офиса выходили прямо на Уайтхолл-стрит. Машинистки сгрудились у открытого окна, через которое в помещение вливался запах озона. Над бессонным городом погромыхивали раскаты грома, но и они были негромкими, как будто знали, что сотни людей замерли, прислушиваясь.

      Биг-Бен отсчитал девять ударов, и ничего в городе не изменилось, нигде не было видно ни вспышек от взрывов, ни дыма. Дождь забарабанил по оконным стеклам. Клерки переглянулись, но никто не двинулся с места. Таниэль достал часы. Прошла минута, две – все было тихо. Десять. Наконец с улицы раздался взрыв смеха. Клерки из Форин-офиса уже расходились по домам, некоторые по двое под одним зонтом.

      Старший клерк зазвонил в колокольчик.

      – Всем спасибо, отличная работа! Утренняя смена свободна, ночная начинает через две минуты. Отправляйтесь домой, и если по пути вам попадется ирландец, не забудьте дать ему хорошего пинка от имени Хоум-офиса.

      Послышались одобрительные возгласы, и Таниэль впервые за несколько месяцев вдохнул полной грудью. Он как-то не замечал раньше, что дышит стесненно. Это происходило постепенно, как будто, начиная с ноября, кто-то ежечасно клал ему на грудь по мелкой монетке, а теперь тысячи этих монеток разлетелись, больше не мешая ему дышать.

      Все направились в сторону Трафальгарской площади, возле которой находился паб «Восходящее Солнце» и множество других баров и клубов. В толпе клерков Таниэль шагал по Уайтхолл-стрит мимо длинной вереницы ночных кэбов, ожидающих пассажиров под дождем. Он всегда держал в офисе зонт, и сейчас, раскрыв его над головой и полузакрыв глаза, он слушал, как дождь барабанит по натянутой ткани. Звуки накатывались волной пульсирующих полутонов. Кто-то позади него рассказывал анекдоты об англичанах, шотландцах и ирландцах; он согнул шею и поднял плечи, растягивая позвоночник. Влажные булыжники мостовой были оранжевыми от света фонарей. Раньше он этого не замечал.

      Человек, стоящий в дверях «Восходящего Солнца» на другой стороне улицы, мог видеть вход в Скотланд-Ярд; неудивительно,