Большая книга хирурга. Федор Углов
Читать онлайн книгу.
дать полезные советы, особенно при критической ситуации. «Нет, нет, – сказала Василькова, – только мы, женщины!»
У Алмазовой, когда вскрыли брюшную полость, выявилась большая киста яичника, наполненная гноем. Во время операции киста прорвалась, и гной проник в брюшную полость. Перитонит – и смерть. Все стремительно и непоправимо, как и бывает при катастрофах. А на другой день нашли мертвой Василькову: она отравилась морфием.
Это трагическое событие вызвало бурю дискуссий – в печати и на собраниях. Многие говорили, что для совершения подобного деяния необходимо наличие сильной воли и храбрости, так как самое трудное – победить могучий инстинкт самосохранения. Вспоминали «Страдания молодого Вертера», гибель шекспировских героев – Антония, Клеопатры, Ромео, Отелло, классические размышления Гамлета: быть или не быть? А я, слушая и читая про Василькову, думал о главном судье хирурга – его совести. И хотя понимал, что Василькова поступила опрометчиво, неправильно, ее последний поступок не только не уменьшил беду, а усугубил ее – вместо одной смерти теперь две, двух полезных работников не стало на земле, – все же внутренне восхищался благородством и душевной красотой врача Васильковой.
В общем, когда ехал из Сухуми в Ленинград, мысли мои были только о хирургах и хирургии. Я говорил себе: или сейчас, или никогда… Или сейчас я выберу врачебную специальность, стану совершенствоваться в ней, отдам ей всего себя, осуществлю золотую мечту детства, или останусь врачом вообще. Кое-чему, конечно, научусь, кое-чего достигну, вот только работа будет не по вдохновению, а так, как у многих, – исполнением обязанностей… Предстояло выбрать.
И в Ленинграде прямо с вокзала я пошел в горздравотдел, во многих кабинетах побывал, много слов выслушал, но своего добился: меня направили в больницу имени Мечникова – в клинику профессора Оппеля. До сих пор уверен, что это было самое ответственное решение из всех когда-либо принятых мною в жизни. Этот августовский день 1931 года официально приобщил меня к хирургии. Теперь уж навсегда! Вере Михайловне выписали направление на кафедру акушерства и гинекологии. Подняв на руки детей, мы пошли ленинградскими улицами. И солнце, чудилось, светило сильнее, чем когда-либо, приветливо сиял золотой шпиль Адмиралтейства, верилось только в хорошее, в то, что все прекрасное в жизни лишь начинается… Подмывало нетерпение работать засучив рукава! Ведь там, на периферии, самые большие операции, которые делал, – это вскрытие флегмоны да панариция. И делал-то их, признаться, так, как бог на душу положит, – чуть ли не в расчете на «авось». А теперь предстоит овладевать чудесами высокого хирургического искусства. И где? В клинике самого Владимира Андреевича Оппеля!
Профессор Оппель в то время был одним из наиболее популярных хирургов-экспериментаторов. Он смело брался за «операции отчаяния» – за такие, которые хотя и были единственной надеждой на спасение больного, но в то же время из-за тяжести считались сверхопасными, практически безнадежными. Брался, и очень