Что-то красивое

      В наушниках играет Эрик Рид. Мужчина медленно спускается по мостовой, ступает по каменным ступенькам вниз. Чарующий закат: «я все ещё верю в тебя». Джазовые нотки касаются его ушных раковин и распространяются прибрежной волной вдоль берега, настигая и удаляясь, вновь и вновь.

      Мелодия мечтателя, влюблённого. Он шагает по цветущей аллее в свете зажигающихся лампадок и тротуарных фонарей. Автомобили медленными морскими черепахами пропалывают по бокам, оставляя позади отблески искрящихся огоньков. Он ухмыляется пятничному вечернему небу и стоящим под ним в пробках водителям.

      Направляется вперёд к старой скамейке. Пара голубей, как пожилой мужчина по соседству, сворачивающий свой маленький переносной мольберт, ещё в строю: скребут своими ноготками по плитке, высматривают заблудившихся туристов, местных скряг и ворчунов, надеясь на кусочки чего-нибудь съестного. Воспаряют на деревья и вновь пикируют вниз, надеясь на удачу.

      Время отдыха и наслаждения. Жизнь, тикающая в такт, или просто клавиши щёлкают на фортепьяно? Прошло, ушло, но не забылось.

      Мужчина присаживается под раскидистым клёном, осматривая под ногами опавшие цветные листочки. «Увянет, чтобы расцвести с новой весной», – подумает он, устремив взгляд на противоположную улицу, где за стеклом в витрине магазина красуется, обставленный пионами, рояль. И откуда же осенью пионы?

      Пока не погаснет свет, он будет здесь, освещённый фонариком справа, обрамлённым ореолом ночных мотыльков, кружащих в танце, призывающем восхождение луны на небосвод. А потом его встретит нежная улыбка, дарующий спокойствие взгляд, и вместе они направятся в лето. Там – за поворотом, на пересечении пятой и шестой, где часы на площади пробьют двенадцать…

      Сумеречная зона

      В маленьком проулке желтых домов с обшарпанными стенами, облезающей краской и разводами от вечного дождя в столице туманов и ветров, пара людей с черными рюкзаками за спиной притаились и ждут. Ожидание томительно промозглое, как и воздух, окружающий их прозрачной пеленой, забором, от не проникающих под толщу облаков, лучей угасающего солнца. Здесь их не ждут. Но в назначенное время они собираются маленькой группкой, каждый со своим таинственным подарком, скрывающимся в тяжелых ношах, и отсчитывают время до начала.

      Четыре раза по десять. Холодает. Пара щебечущих птиц где-то на крыше и одна крупная, с глазами-искрами, ворона, перелетает с карниза на карниз, наблюдая за незваными гостями. Это её территория, где каждый метр вправо-влево, вверх и вниз, размах её крыльев и глубина крика, отскакивающего от стёкол и эхом отражающегося от стен.

      В окнах зажигается свет. Кто-то ненароком показался в окне, поправляя завалившийся бутон нераскрывшихся лилий, и, заметив ожидающих, быстро исчез за портьерой.

      – Здесь выдают и принимают бумажки? – Раздаётся издали чей-то голос. Новичок, ещё не знающий, что его ожидает. Серые клочки измельчённых деревьев, тлеющих в тайниках и сейфах, на полках хранилищ и архивов. В этом старом и обветшалом здании история прячется по углам и не желает быть вызволенной на свободу. Здесь воспоминания со стёртых клинков и патронов приобретают иные смыслы. Здешние обитатели немного отличаются от нас с вами.