Гавань. Юлия Бекенская
Читать онлайн книгу.
метелки травы, торит тропинку из гавани прочь, в сторону улицы Благовещенской.
Солнечные зайцы скачут по окнам. Один, неосторожный, прыгает в хрустальный шар, лежащий на подоконнике.
Хозяйка, стоящая у окна, прикрывает глаза. Под веками свет, секундное головокружение.
Предчувствие – что-то грядет. Трет виски, наваждение исчезает. В приемной – клиент, а значит, дело не ждет, божечки, опять работать…
Перед тем как спрятаться за облака, солнце успевает залить мягким светом утоптанный двор, мазнуть ласковой кистью по носам и щечкам воспитанниц в белых пелеринах, и – прощальная шалость – забраться под очки мадам директрисы.
Директриса щурится, сжимает губы, и пристыженное солнце исчезает за облаками.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Вода в реке журчит, прохладна,
И тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях.
А дворник с черными усами
стоит всю ночь под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый
и топот ног, и звон бутылок.
Корабль уродов, где твой штурвал и снасть,
Я так боюсь упасть в морскую воду.
История и фортуна
По двору гимназии, высоко подбрасывая колени, спешил историк Данила Андреевич. Под любопытными взглядами воспитанниц переходил с неприличной рысцы на шаг, но и эта походка не добавляла ему благонравия. Даже сюртук надеть позабыл – манишка под суконным жилетом сбилась на бок.
Директриса поджала губы.
Страус облезлый, а не педагог. И эта его борода…
Целый учебный год, собрав в кулак всю кротость, мадам Вагнер наблюдала, как бакенбарды историка робко, словно молодые побеги, тянутся по угреватым щекам в тщетной надежде сомкнуться с курчавым кустом на подбородке. И чем дальше, тем больше историк напоминал ей шарж на великого поэта.
Учебный год почти кончился, а он все еще ходил в новичках. Не проявлял должного рвения на собраниях. Блеял козлом на молебнах.
Конечно, воспитанницы вьют из него веревки.
Директриса вздохнула. Наказание, а не педагог.
Женская гимназия мадам Вагнер в начале Благовещенской улицы была единственным розовым зданием в округе, и взгляд на нежно-зефирную штукатурку заставлял мадам морщиться.
Недовольство преобладало на ее восковом лице, таилось в опущенных углах темных губ, и на лбу – в обширных продольных морщинах.
Несмываемый розовый позор вместо заказанного бежевого цвета. Было от чего заболеть мигренью.
Изысканный, скромный беж по милости подрядчика превратился в поросячье недоразумение, которое Цирцелия Францевна ненавидела всей душой.
Когда после ремонта сняли леса, было поздно. Целый год в этом бисквитном