С юности знакомая улица теперь утратила для Петра свое очарование. Дорога с кривыми колеями поступку, с высохшими лужами, хатенки саманные или турлучные, под камышом, дворы, почти все разгороженные… Только высокие разноцветные мальвы и яркие кусты желтой гвоздики в палисадниках как-то скрашивали невеселый вид.

      В одной из этих хат жили Кабаковы. Забор еще кое-как сохранился, и то хорошо. В ворота давным-давно не въезжали, да, видимо, и не открывали их, корову выгоняли через калитку. Петр медленно прошел к хате. Его охватили воспоминания, нахлынувшие из недалекого прошлого.

      Появись Маруся – и все решилось бы сразу, тут и стены помогли бы. Застигнутая врасплох Матрена Ильинична гостеприимно засуетилась, извинялась, что дочки нет. Таить нечего, материнские чувства обуяли ее, и она не могла, да и не старалась скрыть своей радости от дорогого гостя. Давно уже, не только в мыслях, считала она Петра своим, готовила ему из последних крох невесту.

      Петр сидел на знакомой, отмытой до желтизны сосновой лавке и наслаждался отдыхом в этой прохладной чистой комнате с земляным, недавно вымазанным полом, с наведенными на нем глиною узорами. Студеное молоко приятно холодило десны. Пахло свежим хлебом, прикрытым на столе холстинным рушником, и мятой, развешанной пучками в бывшем святом углу.

      – Может быть, сбегать за Марусей? – предложила Матрена Ильинична; она то и дело выскакивала за порог. – Только не знаю точно, где она: или в комсомоле, или у Татарченковых. Обещала к ним… Сбегать?

      Куда вы побежите!.. К Татарченко через всю станицу, а комсомол сейчас в поле, как на фронте. Лучше расскажите, не трудно ли корону держать. Как с кормами?

      Женщина присела напротив Петра, распустила концы платка, и невеселые ее глаза заметались в каком-то испуге.

      – Опять, что ли, покушаются на наших кормилиц? Кто, Камышев говорил или Латыш?

      Немного успокоенная Петром, Матрена Ильинична заговорила:

      – Без коровы разве прокормились бы? У меня трое детей. Двое школьников. Им и книжки нужны, и тетрадки, и пальто, и обувь. Много ли я от них наработаю в колхозе? Маруся в техникуме, стипендия есть, а тоже помогать надо; спички нужны, керосин…

      Все это Петр уже слышал от своей матери: вечные тревоги и заботы. Какая чепуховина – коробок спичек, а тут и он значил немало. Копейками тут не бросались.

      Вдова называла свою корову сберкнижкой, кормилицей и другими именами, а когда разговор касался кормов, – бедолагой и разнесчастной.

      – Пасти, Петя, бедолагу негде. Раньше хоть оставляли выгоны, а теперь