Через неделю прибыл «КамАЗ», полный пластиковых мешков с изображением роз в натуральных цветах. Мощин подписал накладную и созвал городской актив на полевые испытания.

      Как раз прошел снег, площадь Землепроходцев была похожа на степь-да-степь-кругом, заслуженный дворник Рахат Мухитдинов вышел на простор с эмалированным лукошком через плечо и пошел по целине, размахивая правой рукой, как сеятель на агитплакате двадцатых годов. Демонстранты с красными флагами выкрикивали критические замечания. Снег за спиной дворника начал таять, чуть дымясь. На площади образовалась черная блестящая полоса.

      Присутствовавший на демонстрации Глеб Неунывных стал хлопать в ладоши.

      – А если тридцать градусов мороза? – спросил Ложкин.

      – Будем испаряться! – ответил генеральный директор. – И в сорок не замерзнем! Ваш город спасен.

      – Сколько придется платить? – спросил Корнелий Удалов.

      – По бартеру, – ответил Мощин. – Все утрясено. Город не потеряет ни копейки.

      Неунывных умчался на своем мерседесе на базу благоустройства. Оттуда он взял курс в свои края. За мерседесом следовали два грузовика и три снегоуборочных комбайна, которые он получил по бартеру как предоплату за «Розочку».

      В Великом Гусляре началась цивилизованная жизнь. Как в Москве.

      При трескучих морозах его жители брели по черным лужам, хлюпали по черной жирной грязи, машины разбрызгивали грязь по стенам домов, вечерами женщины старались отстирать засоленные брюки и ботинки, а шоферы соскребали с машин белый жгучий налет… Было куплено вдоволь кумача на украшение улиц.