Жизнь волшебника. Александр Гордеев
Читать онлайн книгу.
высоком пятом этаже и вдруг на этом небольшом отдалении чувствует
своё состояние ещё острее. От мысли какая замечательная, необыкновенная женщина ждёт его
дома, сердце делается вдруг большим и горячим, пытающимся раздвинуть свои границы в груди.
Такое ощущение бывает лишь весной, но откуда этой весне взяться сейчас? Всюду холодно и
серо. А сердце всё равно горячее и зелёное.
Раньше, предполагая будущую семейную жизнь, Роман заранее изобретал приёмы для
обуздания своих вероятных левых поползновений. Чтобы не заводиться от вида каких-либо
посторонних красивых ножек или груди, он предполагал всякий раз останавливать себя спокойным,
отрезвляющим вопросом: ну и что? Что есть особенного в этой чужой женщине, что способно меня
удивить? Разве может она быть интересна лишь одной непохожестью с женой? Так ведь их,
непохожих, невероятно много – это всё количество женщин за вычетом жены. Вот и оставь их в
покое – сразу всех. Твоя жена в сравнении с ними – тоже другая. Это очень правильно, что ты
имеешь эту другую, но свою женщину. А твой друг или сосед, например, имеет свою. И на женщину
этого мужчины ты претендовать не должен, а он не должен претендовать на твою. И в этом
гармония.
Такие рассуждения казались ему очень умными и надёжными. А они, выходит, вовсе не нужны.
Оказывается, любовь способна так основательно перепахивать все взгляды и представления, что у
тебя, мучительно блаженствующего в оболочке настоящего чувства, никакие посторонние амбиции
не возникают вовсе.
Вечером, уже перед тем, как заснуть, они лежат, наблюдая на потолке блики от фар редких
машин. Роману уютно и хорошо. Окно во двор чуть приоткрыто – слышен летний тёмный шелест
деревьев. И как хочется сказать жене что-нибудь ласковое. Только говорить о чувствах у них не
принято. Это как раз один из пунктов, разработанной Голубикой теории семейной драматургии.
Хотя, чтобы женщине да не хотелось слышать ласкающие слова… Трудно в это поверить…
– А знаешь, – тихо произносит Роман, осторожно подступая издалека, – когда я впервые увидел
тебя в Пылёвке, ещё девочкой, ты меня потрясла. Особенно синими глазами и белой кожей. На
твоё плечо в тот момент падал солнечный свет, но он словно огибал тебя, не оставляя никаких
следов, никакого загара. Ты в это время пила молоко, и мне показалось, что ты вся такая и есть –
молочная или фарфоровая, как статуэтка. Говорят, что Афродита вышла из морской пены, а ты
будто вышла из молока.
– Ну прям сплошная поэзия, – с еле заметной, снисходительной улыбкой отвечает Голубика. – А
ты что, уже тогда, в детстве, слышал про Афродиту?
– Нет, конечно. Это уж я потом додумал, когда вспоминал о тебе. А вспоминалась ты часто.
– А я вот забыла момент этой нашей первой встречи.
– Ты тогда ещё книжку листала, такую большую, красочную.
87
– В