Жизнь волшебника. Александр Гордеев
Читать онлайн книгу.
что? Это остроумно и даже попахивает мудростью. Так что, друга надо уважить. Роман
приглашает Зойку танцевать, если это похоже на танец. У Зойки при её наверняка стопроцентном,
не испорченном газетами зрении, какие-то совершенно слепые глаза: не понятно, видит ли она
вообще, с кем нараскоряку идёт куда-то на месте? В её азиатской наружности почему-то слепо всё:
нос, губы, лоб, волосы, уши и даже тело. Она непредсказуемо валится то туда, то сюда, то,
оступаясь на каблуках, зависает на шее. Нет, пожалуй, даже с самой большой натяжкой танцем это
не назовёшь. Или всё же назовёшь? Ой, да какая разница?! Тут и самого уже впору подпирать.
Выходя потом из зала следом за Зойкой, Роман, как ему кажется, уже не идёт, а, находясь в каком-
то мерцающем состоянии, затяжно падает вперёд. Причём падает расчётливо боком,
развернувшись косоватыми плечами, чтобы с большим запасом пролететь в дверь. Мессершмит,
да и только! Никакой милиции в вестибюле, слава Богу, нет, а то сегодня бы уж точно вытрезвителя
не миновать.
Зойка живёт в однокомнатной коммунальной квартире, напоминающей кладовку для хранения
пустых бутылок, в которую вдвинули бельевой шкаф с диваном. Воздух спёрт и прокалён
единственной, но какой-то сумасшедшей батареей, на которой впору жарить яичницу. Форточка
заколочена большими, прямо зверскими гвоздями, так что в комнате не запах квартиры, а запах
логова. И как же это надо курить, потеть и не мыться, чтобы создать эту убойную атмосферу! А
тараканы! Тараканы – это отдельная песня. Трудно сказать, чья это квартира на самом деле: Зойки
или тараканов, которые с шелестом бегают наперегонки и просто ради променажа по сухим
обшарпанным стенам и по грамотам, регулярно вручаемым хозяйке на производстве. Хорошо ещё,
что насекомые как будто сыты и благодушны.
А здесь ведь надо ещё и спать. Плюнуть на всё и уйти? А плюнуть – это значит тащиться по
морозу в свою общагу, и – не дай Бог – где-нибудь завалиться в темноте. Ведь не найдут. Нет уж,
видели мы таких, найденных только утром…
Шагая сюда за Зойкой, Роман молчал всю дорогу, понимая, что в этом упрощённом знакомстве
слова излишни. Хозяйка, пуская его в квартиру, тоже молчит. Кажется, она и говорить-то уже не
может, потому что пьяна до беспамятства. Что ж, дарёному коню в зубы не смотрят. А раз
приглашён, значит отрабатывай. Сбросив полушубок и мысленно перекрестившись, Роман, не
обращая внимания на многочисленных свидетелей на стенах, обнимает их хозяйку. Ну, неужели ей
ещё чего-то надо? «Возьми и оттолкни меня легонько. И тогда я с чистой совестью завалюсь и
отключусь». Но Зойка вдруг – тоже, очевидно, из последних своих сил – изображает какую-то
кокетливую неприступность, подталкивая и провоцируя действовать.
Потом, уже не помня и не понимая, вышло ли у них что-то с так называемым интимом, Роман не
понимает и того, спит он или не спит: пьяная бредь,