Стихотворение Владислава Ходасевича «Обезьяна»: Комментарий. Всеволод Зельченко
Читать онлайн книгу.
мглой небеса.
Горели засохшие травы,
Крутился безветренный зной,
И в воздухе душном отравы
Текли раскаленной волной.
А там, в недоступной лазури,
Воздушный дрожал океан –
Играли грядущие бури,
Громовый рыдал ураган.
И встали кровавые зори
Над пламенным сердцем земли.
И реки студеного горя
По жаркой земле потекли[185].
Если Зайцев тонко сочетает разработку мотивов «Обезьяны» (ср. «громовый рыдал ураган» и «хор… ветров и сфер» у Ходасевича) с романтической интонацией «Воздушного корабля», то приуроченные к двадцатилетней годовщине войны стихи ленинградского поэта Николая Брауна (автора круга «Островитян», в юности участника гумилевской студии и завсегдатая салона Наппельбаумов)[186] уже ограничиваются перебором штампов: заканчивает Браун, по-ходасевичевски, строкой «Так началась война»[187]. Типичен даже синтаксис первой строфы Брауна – вереница коротких простых предложений (ср. зачины Ахматовой: «Пахнет гарью. Четыре недели / Торф сухой по болотам горит», Вяч. Иванова: «Злак высох. Молкнул гром желанный» и Ходасевича: «Была жара. Леса горели. Нудно / Тянулось время»)[188]:
Напрасно влаги жаждала земля.
Хлеба горели. Подсыхали травы.
Гремели тракты, в небеса пыля.
Скупые росы капали утрами.
И солнце жгло сквозь дым лесных пожаров.
(Их зарева играли по ночам.)
Был воздух желт и отдавал угаром,
И птицы камнем падали к ручьям.
И крик их был отрывист и тревожен.
В полях предгрозьем пахла тишина.
И в эти дни, на вымысел похоже,
Входило слово черное: война…[189]
Хотя засуха и пожары 1914 года, сыгравшие столь важную роль в русском Augusterlebnis, и впрямь оказались исключительно сильными (только казенного леса выгорело 428 тысяч десятин[190]), стоит подчеркнуть, что опыт апокалиптической интерпретации этого традиционного для России бедствия[191] уже был к этому времени накоплен символистами. Так, Белый писал о 1901 годе: «Это были ‹…› дни лесных пожаров, наполнявших чадом окрестность. Дни, когда решались судьбы мира и России…» («Вторая симфония», 1902), а позднее Блок – о 1911 годе: «Уже был ощутим запах гари, железа и крови. ‹…› Летом этого года, исключительно жарким, так что трава горела на корню, в Лондоне происходили грандиозные забастовки железнодорожных рабочих, в Средиземном море – разыгрался знаменательный эпизод „Пантера – Агадир“…»[192] (предисловие к «Возмездию», 1919). На сей раз атмосфера тотальных предвестий, чье классическое описание дал Ходасевич в очерке о Муни (СС IV, 69–70), словно бы сама породила грозную реальность[193]. С завидной психологической зоркостью передает впечатление от пожаров знакомый Ходасевича художник Н.П. Ульянов, живший тем летом в Петровском:
Это обычное явление – лесные пожары – могло быть незамеченным при других обстоятельствах,
В 1931 году Ходасевич, защищаясь от непрошеного оммажа со стороны Брауна (тот опубликовал в «Звезде» рифмованное проклятие белой эмиграции с эпиграфом «Под европейской ночью черной / Заламывает руки он»), сумел припомнить о нем немногое: «Если не ошибаюсь, я знавал его… ‹…› Лет десять назад он вращался среди учеников Гумилева. ‹…› Обыкновенный интеллигентный мальчик, по крови немец» (
Между прочим, теми же словами «Так началась война» завершались (и были озаглавлены) стихи А.А. Суркова о мобилизации лета 1914 года, опубликованные в номере «Правды», посвященном юбилею (1934. 26 июля; впоследствии печатались под заглавием «Начало» как часть хроники «Большая война»).
В черновике «Обезьяны» Ходасевич заменил первоначально поставленные запятые в ст. 1 на точки.
Литературный современник. 1934. № 8. С. 17–18;
Выписки из дневника, который в 1906–1908 и 1912–1922 годах вел крестьянин Тотемского уезда Вологодской губернии А.А. Замараев, сливаются в единую беспросветную картину: «Дым от горящего леса» (8 июля 1906 года); «Горит вся Россия, горят города, деревни и леса. Дым глаза ест, ветер сухой, разносит дым, в полуверсте ничего не видно» (27 августа 1912 года); «В деревнях и в домах везде дым от горящего леса. Солнце показывает красное, кровавое. ‹…› Кажется, горит сама земля. За четверть версты не видно» (22 и 26 июня 1914 года); «Начинаются лесные пожары» (28 мая 1917 года); «Везде горит, кажется, сама земля горит. Многие деревни в опасности…» (12 июля 1919 года); «Пожары страшные везде. Горит лес, горит мох, трава. ‹…› Кажется, горит вся Россия» (19 и 21 июля 1920 года); «Везде лесные пожары. Кругом горит» (20–21 мая 1921 года; см.: Дневник тотемского крестьянина А.А. Замараева: 1906–1922 годы / Публ. подгот. В.В. Морозов и Н.И. Решетников. М., 1995. С. 20, 51, 85, 161, 209, 226, 238). Ср. также антологию литературных свидетельств разных лет, собранную современным филологом в дни лесных пожаров 2010 года и приводящую на память цитату из флоберовского «Лексикона прописных истин» «Été: toujours exceptionnel»: therese-phil.livejournal.com/171196.html.
Появление в июле 1911 года немецкой канонерской лодки «Пантера» у берегов марокканского Агадира привело к затяжному дипломатическому кризису и антивоенным манифестациям (Блок находился в это время в Германии и Франции). Волнение, охватившее Европу в дни
В недалеком будущем мифологема «пожаров-знамений» будет применена и к 1917, и к 1921 году.