Одиссей, или День сурка. Работы по поэтике. Илья Франк
Читать онлайн книгу.зверя, его утробу (хлев Цирцеи, пещера Полифема). Утроба же эта не только пожирающая, но и порождающая, рождающая героев заново. Она не только воплощение смерти, но и источник жизни. Поэтому и Полифем с его пещерой, как это ни смешно, есть ипостась богини-матери.
Чтобы Хозяйка зверей родила героя, ее нужно оплодотворить. Кто берет на себя эту роль? Как ни удивительно, это обязанность самого героя. Он погружается в источник жизни как фаллос, чтобы затем родиться из источника жизни младенцем. Хозяйка зверей для него одновременно и жена, и мать. Чтобы товарищи Одиссея успешно прошли обряд и возродились, Одиссей должен разделить ложе Цирцеи. Это непременное условие («ты не подумай отречься от ложа богини»).
Но почему герой – фаллос, по каким приметам это можно увидеть?
Фаллос мы можем узнать лишь в «мощном жезле» и «остром мече» (иными словами, в «жертвенном ноже», соединяющем героя с его звериным двойником). А также в дубинке Полифема (и в изготовленном из нее коле Одиссея). Но вспомним уже цитированный пример из русской сказки:
«Пошел на бойню, где бьют скот, взял пузырь, надел его на голову. Пришел к царю за милостыней. Царь и спрашивает: “Как тебя зовут?” – “Плешь!” – “По отчеству?” – “Плешавница”. – “А откуда ты родом?” – “Я прохожий, сам не знаю откуда”».
Герой, проходящий инициацию, превращается в фаллос (в «черта лысого», говоря по-народному). И после инициации он становится не только новорожденным, но одновременно и фаллосом. Звериный двойник героя – тоже фаллос. И Полифем Одиссея, и белочка Аджидомо Гайаваты. И единый глаз, и слепота двойника тут одинаково уместны (не говоря уж о его звериности). Вот как описывает погружение в «подземный храм» – и встречу с «ритуальным фаллосом» К. Г. Юнг в книге «Воспоминания, сновидения, размышления»:
«Приблизительно тогда же… у меня было самое раннее сновидение из запомнившихся мне, сновидение, которому предстояло занимать меня всю жизнь. Мне было тогда немногим больше трех лет.
Дом священника стоял особняком вблизи замка Лауфэн, рядом тянулся большой луг, начинавшийся у фермы церковного сторожа. Во сне я находился на этом лугу. Внезапно я заметил темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями яму. Я никогда прежде не видел ничего подобного. Я подбежал и с любопытством заглянул вниз. Я увидел каменные ступени. В страхе и неуверенности я спустился. В самом низу за зеленым занавесом был вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похож был на парчовый, и выглядел очень роскошно. Любопытство мое требовало узнать, что за ним, я отстранил его и увидел перед собой в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиною, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре его лежал красный ковер. Там, на возвышении, стоял золотой трон, удивительно богато украшенный. Я не уверен, но возможно, что на сиденье лежала красная подушка. Это был величественный трон, в самом деле, – сказочный королевский трон. Что-то стояло на нем, сначала я подумал, что это ствол дерева (что-то около 4–5 м высотой и 0,5 м в толщину). Это была огромная масса, доходящая почти до