Какая ж это гадость? Ты сначала

      Попробуй и рассуждай потом…

      О вкусе устриц. Вот устрицы –

      те гадость, а это – зависит от…

      Кто прибыл? Чацкий?

      Пустить немедленно. Не провожать.

      Дорогу знает.

      Всё детство здесь провел и юные года.

      Единственным товарищем был Софье,

      хоть старше лет на шесть.

      Чуть свет уж на ногах! И я у ваших ног.

      Здорово, горюшко, здорово.

      Хорош! Заматерел, но тот же франт.

      Костюмчик, чай, с Бонд-стрит,

      ведь ты же мот известный.

      Дай обниму тебя. (Обнимаются.)

      Ну, выкинул ты штуку!

      Три года не писал двух слов

      и грянул вдруг как с облаков.

      Что с облаков – вы это точно,

      летел всю ночь, но почему же вдруг?

      Не вы ли вызвали меня? Случилось что?

      Как Софья Павловна, всё хорошеет?

      Как ловко и как быстро

      ты разговор на Софью перевёл.

      Смотри, проказник! Софья хорошеет, это факт.

      Иной раз кажется, что всё, предел,

      уж лучше быть не может, идеал,

      а через месяц глядь – ещё похорошела.

      Век не встречал, подписку дам,

      чтоб было ей хоть несколько подобно!

      Весь трепещу я в предвкушеньи встречи.

      А ты не трепещи. Тут дело деликатное,

      и трепета оно не терпит.

      Так всё же дело… Кто бы сомневался.

      У меня всё – дело, всяко лыко – в строку.

      Ловлю ли рыбу для забавы иль

      На лошади катаюсь для здоровья,

      И то работаю – на имидж.

      Так в чём же дело состоит?

      Не в чём, а в ком. Всё дело в Софье.

      Умна, скромна, а ничего кроме

      Проказ и ветру на уме.

      На гелендвагенах гоняет по Москве?

      Да мало ли проказ у молодёжи!

      То гей-парад, а то заплыв на лодках,

      С захватом танкера в порту,

      Или пикет проклятых феминисток

      У самых стен Кремля.

      Я видел на канале Би-Би-Си.

      Кричали женщины «позор!»

      И в воздух лифчики бросали.

      Но чтобы Софья? Не поверю.

      И правильно. Кто ж ей позволит?

      Всё это лишь в мечтах, всё в грёзах.

      По-прежнему