Дама, Сердце, Цветы и Ягоды. Из романа «Франсуа и Мальвази». Андрей Иоанн Романовский-Коломиецинг
Читать онлайн книгу.
словами что, и сколько чего, а все из-за чего?…Из-за своей дурной головы, не пожелавшей прежде хорошенько подумать, а не кидаться сломя голову и проделав за столь короткое время большой круг, сопряженный со столькими поджидавшими его опасностями и казалось непреодолимыми преградами. И все ради того чтобы остаться с тем же, считая уже это спасением, вместо того чтобы обыкновенно пройти из оранжереи в оранжерею, попутно справившись по всем животрепещущим вопросам, не обозлять до крайности черногвардейцев, десятка два из которых он поклал, совершенно ничего этим не изменив, но потеряв свое инкогнито. Итак, не смотря на большую удачу, другого слова об этом не скажешь, положение его еще более усугубилось и сейчас он точно не знал о чем и думать, не то что куда податься: в общую бальную залу ли, иль оставаться здесь же неподалеку от бреши, в которой пока никто не показывался. Шевалье д’Обюссон ступил шаг к фикусу и небрежно содрал плотный фикусовый лист для протера лезвия шпаги от крови.
– Сеньор, вы злоупотребляете хозяйской гостеприимностью, – раздалось порицание с кресла, о котором и сидящем на нем, Франсуа успел уже позабыть.
Занятый более своими мыслями и занимаясь своим делом он даже не взглянул в сторону дворянина, а через некоторое время кривясь спросил:
– Кто-то там кажется что-то сказал?
Оскорбленный дворянин собирался уже встать и схватиться за шпагу, предпочитая сфатисфакцию с наглецами в действенной форме, а не на словах, но тот как раз в то время протерев лезвие тщетно попытался всунуть его в ножны… Не входило. То была шпага барона д’Танка, слишком большая, для ножен его шпаги, без разбору метнутой в гвардейца и так и оставшейся торчать в пузе.
Начиная приводить себя в порядок д’Обюссон предстал перед дурацким фактом что все дальнейшие свои передвижения по дворцу придется делать не иначе как держа сию шпагу в руке оголенной, или же ходить с довольно странным видом торчащих из-за пояса у него ножен и рядом же клинка. Но расставаться с оружием Франсуа ни за что не собирался, пусть уж лучше на него будут коситься.
Думая что делать, взгляд его невольно остановился на расплывшемся на лице дворянина невоздержанном веселии. Явление он собою представлял конечно самое неподражаемое. Дворянину было с чего представлять себе что только что там творилось за белым покровом оранжереи и под покровом ночи, откуда влетел сюда сей молодчик со взбалмошным видом и не той шпагой, что была, да к тому же вся в крови.
Теперь уже д’Обюссон, все еще разгоряченный после боев, почувствовал себя уязвленным от насмешки, и разозлился.
– Разбухла!…от кровищи – вызывающе пояснил он, с уязвляющим предостережением намеком.
Сидевший в кресле не найдя на это что сказать, привстал и высказал обыкновенный в таких случаях штамп:
– Вы