Секретная династия. Тайны дворцовых переворотов. Натан Эйдельман
Читать онлайн книгу.
ложном, рабском воззрении на события».
Корф пытался доказать, что восстание было «маскарадом распутства, замысляющим преступление», т. е. событием, не имевшим глубокого исторического смысла и важным только как опасность для императорской фамилии. Из Лондона последовали обоснованные возражения насчет этого серьезнейшего события в русской истории: «Если это была толпа развратных и буйных шалунов, воспользовавшихся нелепостью импровизированного междуцарствования для того, чтобы пошуметь на площади и через несколько часов рассеяться, – то как же объяснить страх Николая перед 14 декабря, эту idee fixe его царствования, которую он не забыл на смертном одре?» (Г. XIII. 37).
Действительно, в воспоминаниях Николая I говорилось о 14 декабря как о таких обстоятельствах, «кои важны, ибо дают настоящее объяснение причинам или поводам происшествий, от коих зависит участь, даже жизнь людей… Скажу даже, жизнь царств!» (Эта цитата выписана Корфом в его Записке о своей книге.)
Доказательство серьезности, органичности 14 декабря – сильнейшая сторона «Антикорфики». Герцен и Огарев, «дети 14 декабря», не зная многих подробностей, но зная имена и предания, ясно видели место этих событий в русской истории. Однако это следовало еще доказать печатно.
Источников практически не было: декабристские воспоминания еще не достигли Лондона. Перед Огаревым, писавшим «Разбор книги Корфа», встала нелегкая задача – извлечь скрытую истину из тех официальных документов, которые как раз создавались с целью сокрытия.
Прежде всего были использованы материалы из самой книги Корфа. Тут-то Н. П. Огарев заметил письмо великого князя Александра Павловича к Кочубею и неплохо оправдал многие опасения графа Адлерберга. В «Разборе» говорилось:
Счастливо для памяти Александра I, что его письмо к Кочубею помещено целиком в книге Корфа. Как же господин штатс-секретарь не понял из этого письма, что желание отречься от престола не было у Александра ни минутным раздражением, ни глупой романтической настроенностью? ‹…› Не минутное раздражение, не романтическая настроенность влекли его удалиться, а живое отвращение благородного человека от среды грубой и бесчестной, в которую он, вступая на престол, должен был войти роковым образом… Но, впрочем, немудрено, что барону и те люди и тот порядок вещей не кажутся так отвратительны, как они казались Александру I[76]. Такой же порядок вещей прошлое царствование оставило на долю Александра II. Барон Корф вырос, сделался штатс-секретарем в этом порядке вещей и привык к нему. Александр I сломился в этом порядке вещей и, ударившись, с одной стороны, в мистицизм, с другой стороны, подпал под влияние тех же людей, и во главе управления явился Аракчеев. Но стремление к лучшему порядку, к действительному гражданскому устройству жило не в одной трагической личности Александра I; оно жило и в обществе[77].
Для Огарева, конечно, важна параллель – царствование Александра I и царствование Александра
Письмо Александра Кочубею было в 1862 г. еще раз воспроизведено и использовано в работе Герцена «Император Александр I и В. Н. Каразин» (
14 декабря 1825 и император Николай. С. 210–211.