На пороге великой смуты. Александр Владимирович Чиненков
Читать онлайн книгу.
Махмуду, Садык. Но это ему вышло боком. Крепко звякнул ты ему по башке, Сабир, будет гудеть теперь она до самой могилы!
В это время Нага открыл глаза. Скрипя зубами от головной боли, он впился взглядом в лицо склонившегося над собой разбойника.
– О Всевышний, – сказал он. – Ты ли это, Калык бесшабашный? А я думал, что ты уже кормишь червей где-нибудь в степи. Ну, погоди, расплачусь я с тобой сполна за этот твой поступок.
– Господин, прости! – загоготал развеселившийся разбойник. – Теперь я твой господин, а ты мой раб, уважаемый Садык! И наперёд прошу никогда не забывать об этом!
Глава 6
В народе говорили: что хорошо в Святки – нехорошо в будни. Это проявлялось во всем. Святки в Оренбурге ничем не отличались от празднований в сёлах, станицах и малых городках. В это время отвергались все нормы человеческого общежития, игры были подчёркнуто эротическими: юноши устраивали розыгрыши в образах животных, щупали и лягали девиц, не ответивших им в прошедшем году взаимностью.
Помимо относительно невинных коляд и кощунственных игр в покойника, наши весёлые предки практиковали и другие забавы, которые могли и расстроить, и напугать целомудренных девушек.
В Оренбурге, в казачьем Форштадте, была особо распространена «игра в кобылу», во время которой молодые казаки на посиделках строили девок попарно и, приказав им изображать кобыл, пели хором: «Кони мои, кони, кони вороные…» Затем один из парней, изображающий хозяина табуна, кричал: «Кобылы, славные кобылы! Покупай, казаки!», а другой, «покупатель», выбирал одну из них, ощупывал и осматривал, как лошадь на ярмарке. Далее шла бойкая «торговля», полная непристойных жестов и неприличных песен, «кобылу» заставляли целоваться с «покупателем», а затем её «подковывали». Один из парней зажигал пук лучины – горн, другой раздувал «меха», третий изображал «кузнеца» и колотил по пяткам, а «покупатель» держал «кобылицыны» ноги, чтобы не убежала.
А ещё в первые святочные дни бойкие девушки-казачки наряжались в чужие сарафаны и закрывали лица платками, чтобы парни их не узнали, шли дурачить молодёжь не своего сословия. Особенно любили дурачить парней ремесленников и мастеровых.
Большая часть казачьей молодёжи наряжалась в одежду противоположного пола: парни – в женскую, а девушки – в мужскую. На городских улицах переодетый девушкой парень избирал себе в кавалеры какого-нибудь простодушного юнца из горожан и заигрывал с ним, назначая свидания, кокетничал и даже давал нескромные обещания. А к концу вечера, когда простак уже «пламенел от страсти», ломался, потом уступал, а на свидании открывался ему под смех затаившейся за забором всей честной компании.
Приблизительно такой же характер носили интриги нахалок, наряженных парнями: они так же выбирали себе наивных дурёх из семей мастеровых горожан, ухаживали за ними, выпрашивали «в залог» платок или колечко. А потом из-за забора вдруг выскакивали свои, форштадтские, раздевали озорницу чуть ли не догола и вываливали в снегу.
Обычно после таких «забав» мастеровая молодёжь