Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения. Андрей Фурсов
Читать онлайн книгу.
на баррикады, «дисциплинировали» его (в фукоистском смысле слова, проведя то, что Ф. Карон, правда, для другой эпохи, назвал «l’encadrement de masses»23.).
1871 год принес французской столице еще одно знаковое и эпохальное «выпадение». Как заметил А. Хорн, после двух взятий города – Бисмарком и Тьером – Париж утратил роль и качество одного из главных (если не главного со времен Людовика XIV) центров державной имперской мощи Европы24. События 1789 г. и особенно 1848 г. дополнили имперско-державный Париж революционными чертами и обликом – до такой степени, что революция и империя переплелись тесным и странным образом, причем не только в национально-ограниченном французском плане, но и общеевропейском.
Так, в 1848 г. «на следующий день после 24 февраля ни один государственный деятель не сомневался в том, что Европа будет потрясена в близком будущем отголоском событий, театром которых только что стал Париж»25. Так оно и вышло – революция 1848 г., перешагнув французские границы, стала общеевропейской, а Э. Хобсбаум, хотя и с некоторым эмоциональным перебором, назвал ее потенциально первой глобальной революцией.
В действительности 1789 год не привел к общеевропейскому взрыву (хотя его и опасались, но, в отличие от 1848 г., мало кто ждал его всерьез). Французскую революцию в другие страны принес Наполеон, войны которого, помимо прочего, стали экспортным вариантом французской революции, таким образом загасив ее разрушительный потенциал в самой Франции и использовав его для строительства империи. Спустя десятилетия по похожему пути пойдет Бисмарк, который вступит в союз с германской революцией, чтобы усмирить ее26 и, «откачав» ее энергию, направить против самой революции и на строительство империи, рейха, а также во вне (против той же Франции – исторический ответ «михелей» Людовику XIV и Наполеону).
Бисмарк пошел по иному, чем Наполеон пути – не по имперско-революционному, а реакционно-революционному, по пути удушения революции в объятиях (после того, как в 1848 г. провалилась его попытка организовать реакционный переворот, т.е. достичь своих цепей чисто реакционным путем). г. Манн в своей «Истории Германии после 1789 г.» противопоставляет Бисмарка и Маркса: первый стремился к подавлению революции, второй – к ее радикализации. У обоих, пишет Г. Манн, ничего не вышло, они были людьми будущего27, в 1848 г. их время еще не пришло. И это естественно, 1848 год замыкал старую эпоху; для новой «чистые» решения «или – или» не годились, и Бисмарк – практический политик, прагматик, хорошо понял это и поставил революцию на службу нации и государству (империи). Другое дело, что ему пришлось выполнить кое-что из того, что должна была сделать, но не сделала революция, но это уже относится к проблеме соотношения средств и целей.
Бисмарк своих политических целей достиг. А вот Маркс, продолживший прямолинейный революционно-интернациональный путь и после 1848 г., проиграл, не поняв роли национализма в новой капиталистической эпохе, не связал капитализм и экономические процессы 1850-1860-х годов с национализмом
Caron F. La France des patriotes de 1851 à 1918. – P.: Fayard, 1985. – P.94.
Horn A. The fall of Paris. The siege and the commune, 1870-1871. – Garden City, N.Y.: Anchor books, 1965. – P.VIII.
Дебидур А. Дипломатическая история Европы от венского до берлинского конгресса. – М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1947. – Т.II. Революция. – С.7.
Тэйлор А. Дж. П. Борьба за господство в Европе, 1848-1978. – М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1988. – С.300.
Mann G. The history of Germany since 1789. – N.Y. etc.: Praeger, 1968. – P.121.