Жила Лиса в избушке. Елена Посвятовская
Читать онлайн книгу.
кучи у дверей.
– Плакать на самом деле сладко. Еще по правилам должен молчать телефон. Такое светлое чувство заброшенности. Но он разрывался все время, и тогда я не брала трубку.
– Поздравляю, – ответила Варя мрачно. – Твоя свекровь висит из-за этого на потолке, три раза мне на работу звонила. Причитает так, как будто твои дети уже осиротели.
– Да? – Ника ненадолго испугалась.
Потом она отмахнулась от невидимой Ксении Андреевны и продолжила, шаркая за Варей на кухню:
– Ты обещаешь быть мне родной матерью?
– Да, дорогой Карлсон! – откликнулась Варя, вытаскивая из сетки курицу.
– О, беленькая. По два шестьдесят? Где ты ее взяла?
– В обед в гастрономе и те и те были. Но по рубль семьдесят пять… глаза бы мои не смотрели.
Варя подумала, что тоже не стала бы снимать трубку Ксении Андреевны. Особенно с температурой. Однажды она видела, как Никина дочь Аня выкрикивала бабушке, почему ей необходимо пойти в кружок без шапки: «Апрель, бабушка, на градусник посмотри, Соня без берета, я в окно видела, мне что, одной в шапке позориться». Ксения Андреевна кровожадно вытирала руки о фартук, от которого пахло чем-то перетопленным, прогоркшим, подкачивала подбородком в скрипучем смешке: «Пой, ласточка, пой!»
Что до светлого чувства заброшенности – туфта все это. Варя понимала, что Ника не всерьез, но в этих словах слышались ей отголоски их с Владиком разговоров об особой питерской неприкаянности:
– Знаете, Варенька, ведь у нас даже у самых уравновешенных, самых везунков, мучится тонкий дух, скребется о чем-то несбывшемся в своей внутренней монголии. Нет нам покоя. Как будто в нас какой-то изъян, не вдохнуть жизнь полной грудью. Тащим вот на своих плечах груз Федора Михайловича.
Только не надорвитесь. Варя стукнула курицей об огромный стол, старинный, конечно же. Ника любила рассказывать, что когда-то на нем уже с шести утра кухарки рубили битки, заправляли лампы, часами чистили подолы господ, пылища такая – даже на зубах песок, именно на него однажды положили недельную Нику, когда принесли из роддома на Петра Лаврова.
Ну, Ника еще ладно, но откуда у Владика тонкий дух с такой мамашей – вот вопрос.
Гору посуды в раковине венчал эмалированный ковш в засохших золотистых подтеках. Донышком вверх. Видимо, от Ники убежало молоко с маслом. Почему-то обидно было начинать именно с него.
– 38 и 9. А сейчас, думаю, больше, – донеслось в ответ.
Варя надела передник, чтобы не испачкать атласный черный батник, отжала кухонную тряпку, холодную, скользкую от жира, и принялась за дело. За спиной звякали какие-то склянки: детский запах анисовых капель, тревожный, муторный, запах то ли липкой болезни, то ли радостного выздоровления. Дымчатый кот терся о ее ноги.
– Пойду полежу, а то ты так грохочешь, – капризничала Ника. – Слушай, а почему ты такая надутая? Эй, ты чего?
Варя провела пальцем по полустертому ободку чашки.
– Вообще-то смешно.
Ника встрепенулась, в ее больных прикрытых глазах