Адаптация совести. Чингиз Абдуллаев
Читать онлайн книгу.
мне не нужна. Лучше напишите про профессора Гуртуева – это с помощью его методов мы вычислили убийцу. Или про группу полковника Резунова. Это он и его люди мотались по всей стране в поисках преступника.
– Резунов – всего лишь полковник милиции, а Гуртуев – профессор криминалистики, – ответила Эмма. – Кроме того, о них уже столько написано… А вот про вас почти нет никакой информации. По-моему, это несправедливо.
– Это нормально. Они состоят на службе государства, а я частный эксперт и к тому же иностранец.
– Для иностранца вы слишком хорошо говорите по-русски и неплохо знаете наши реалии.
– Я не виноват, что в девяносто первом единую большую страну разорвали на несколько кусков. Кстати, сделали это не мои соотечественники, а российские депутаты в девяностом году; а затем и руководители трех славянских республик в девяносто первом. Но не будем об этом. Реалии таковы, каковыми они являются. Ничего изменить или поменять невозможно. Значит, все правильно. Исторический процесс движется независимо от воли конкретных людей.
– Зачем он так настаивал на встрече с вами? – Эмма потушила вторую сигарету.
Официант принес заказанные блюда, поставил их на столик и с достоинством удалился.
– Разве вам не сказали? – спросил Дронго, пробуя рыбу. Она действительно была очень вкусной.
– Очень невразумительно. Я так ничего и не поняла.
– Ему нужен был человек, которого он считал равным себе. Которому мог бы исповедаться, рассказать о своей сложной судьбе. Во всяком случае, именно так считает профессор Гуртуев.
– Он не мог рассказать об этом самому профессору?
– Очевидно, нет. Гуртуев для него – обычный научный «сухарь». Допрашивающие его следователи и оперативники представляются ему сплошной серой массой. Нужен человек, с которым он мог бы беседовать на равных. Поэтому он и требовал, чтобы к нему допустили меня.
– Вы тоже так думаете? Как профессор Гуртуев?
– Не совсем, – признался Дронго. – Преступник – очень умный человек. Он понимает, что нас не оставят одних ни при каких обстоятельствах. Значит, наш разговор будут записывать и вести за нами непрерывное наблюдение. Тогда в чем разница? Почему его исповедь должен выслушать именно я – ведь рядом будут еще несколько человек, и об этом Баратов точно знает? Тем не менее он отказывается разговаривать с другими. И пытается быть предельно откровенным со мной, что меня несколько настораживает.
– Почему?
– С чего бы ему быть настолько откровенным? Он ведь понимает, что шансов на спасение у него нет. Ни единого шанса. И его наверняка осудят. Более того, он сам мне об этом сказал. И он понимает, что в тюрьме долго не протянет. Таких преступников ненавидят все. И надзиратели, и заключенные. Тогда для чего он затеял эту непонятную игру в исповедальность? Хочет продемонстрировать мне свой интеллект? Зачем? Для чего? Хочет получить некое оправдание, хотя бы морального плана, в моих глазах? Глупо. Я никогда не прощу ему убийства стольких людей, страдания их родственников.