Незабудки. Виктор Улин
Читать онлайн книгу.
было видно, насколько пожелтело ее лицо.
Мама смотрела на меня своими большими голубыми глазами, и я угадывал в них с трудом сдерживаемые слезы.
Она не просто провожала меня в дорогу.
Она прощалась со мной.
Чувствуя, что не доживет до моего возвращения.
Я сам этого боялся. И тоже держался изо всех сил. Потому что мне не хотелось плакать при маме; я знал, что она собрала сейчас всю свою волю, и я тоже крепился.
Ведь все-таки я был мужчиной.
Мне казалось, прошли целые часы прежде, чем поезд дали под посадку.
Я занял место у окна.
Мама стояла на перроне.
Маленькая, похудевшая.
Покинутая всеми, даже собственным любимым и любящим сыном.
Я не мог смотреть на нее, одинокую в вокзальной толчее. Но я смотрел, с жадностью впитывая ее лицо. Зная, что возможно, в самом деле, больше уже ее не увижу…
Мне казалось, пытке взглядами не будет конца – но поезд дал свисток, от головы пронесся лязг буферов, и перрон медленно тронулся назад.
Назад, вместе с моей маленькой, смертельно больной мамой.
А я поехал вперед.
Детство кончилось, весной мне исполнилось восемнадцать лет.
Я ехал в столицу и собирался вступить во взрослую жизнь.
Чего бы мне это ни стоило.
2
Вообще-то я не любил вспоминать свое детство.
Точнее, из всех воспоминаний я сохранил бы одну маму.
Маму, маму, только ее.
А всех остальных просто стер бы резинкой добела, оставив ее одну на большом листе картона, где готовился набросок моей семьи.
Стирать пришлось бы многих.
Прежде всего отца – его бы я убрал из памяти и жизни, даже если бы для того пришлось протереть дырку.
Сводные брат и сестра… Они не осложняли мою жизнь, но существовали далеко внизу относительно моих высоких побуждений. Их я бы тоже не оставил.
Ну а младшая родная сестра была настолько бесцветна, что на нее хватило бы одного движения ластика.
Я расправился бы со всеми, кто по общечеловеческим законам составлял мою «родню».
Потому что одна лишь мама дарила светлое воспоминание о моем проклятом детстве.
Которого лучше не было бы вовсе.
3
Я не был голоден; перед проводами мама накормила меня на неделю вперед. И ехать предстояло всего несколько часов.
Но едва поезд вырвался из вокзала, я развернул корзинку и принялся за булочки.
Сам не знаю зачем… Просто мне казалось, что эти булочки – часть мамы, оставшаяся вместе со мной. Она вложила в них столько непосильного труда, что было бы свинством с моей стороны закинуть корзину на верхнюю полку и дать лакомству засохнуть.
Аромат свежей выпечки наполнил купе.
На меня тупо уставились соседи. Чьих лиц я не мог рассмотреть сквозь слезы, которые текли из моих глаз, уже не слушаясь воли.
Я ел булочки и давился слезами и одновременно видел все со стороны.
Любой из трясшихся сейчас рядом со мной осудил бы меня на сто процентов.
Ведь