В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945. Сергей Михеенков
Читать онлайн книгу.
За это нас потом таскали в особый отдел.
Поймал я коня в поле. Конь без седла, без уздечки. И карабин у меня был без ремня. На складе ремней не оказалось. Готовились, готовились, а началось – и карабин без ремня, конь без седла… Кавалерист, едрёна мать!..
Вскочил я на этого коня. Поехал. Спасибо коню, вынес меня из-под обстрела.
Полк наш дошел до Днестра. Так и бежали, без боя. Драпали не сопротивляясь. Управления никакого не было. Батальоны между собой с трудом поддерживали связь. Неразбериха. Паника.
Днестр переходили у Бендер по понтонному мосту. На Днепре встали возле острова Хортица. Вот тут-то меня и вызвали в особый отдел. Спросили: «Чем можете доказать, что радиостанцию вы попросту не бросили?» Я и говорю майору, который меня допрашивал: «Радиостанция действительно разбита вместе с тачанкой. Там же побило и лошадей. И доказать я это могу». – «Как?» – «Надо сходить туда. И вы сами увидите и воронку, и нашу разбитую тачанку, и побитых лошадей». – «Куда сходить?» – спросил майор. «Туда, – говорю, – товарищ майор, на Прут». Он посмотрел на меня внимательно и больше вопросов не задавал, отпустил.
– Недолго мы лежали в окопах. Поступила команда на отход.
Вышли из Каунаса. Впереди река Неман. Мост взорван. Взрывали его наши. Взрывом осадили фермы, и пройти по мосту было еще можно. Но на том берегу уже засели немцы. Десант.
Комбат отдает приказ: застелить досками провал – и вперед! Выбежали мы на мост. Немцы открыли огонь из пулеметов. Сразу же убило комбата. Комиссар нам и говорит, что так нас на мосту всех перебьют. И мы пошли вдоль Немана в сторону Белостока. Думали, что там наши держатся.
Постепенно мы разбились по ротам, по взводам. По отделениям. А до этого бежали стадом. Мелкими группами выходить было легче.
Неман мы переплыли на лодке. Я вел свой взвод – 38 человек. Двоих потеряли в штыковой. Глядим, на том берегу домик и лодка. Я сержанту-москвичу и говорю: «Ты плаваешь хорошо. Видишь лодку?» Тот вскоре лодку пригнал. Так мы переправились. В домике жил старик. Я ему и говорю: «Люди голодные. Дайте что-нибудь поесть. Мы заплатим». Вынес нам большой кусок сала и хлеба бо-ольшущую ковригу. Я ему даю деньги. А он: «Вам еще далеко идти. Спрячь, лейтенант, деньги, пригодятся».
И точно, деньги мне пригодились. Только уже в концлагере.
Мой помкомвзвода, старшина-грузин, порезал хлеб, сало. Поделил всем поровну. Хозяин нам принес еще и молока. Поели мы хорошо и пошли дальше.
Так мы шли до 20 июля. Никак своих не догоним. Везде немцы. Разделились на группы.
Около Молодечно мы втроем пошли в деревню. Утром вышли из леса. И вдруг: «Хенде хох!»
Нас обыскали. Все отобрали. Но деньги у меня в кармане остались.
Попал я в концлагерь в Молодечно. И пробыл в нем больше трех месяцев. Отощал, дошел. Ну, думаю, скоро и мне в ров ложиться. А я в то время состоял в похоронной команде. Мертвых товарищей в ров возил, присыпал землей. Стал думать, как бы сбежать.
В день мы складывали в могилы по 200–300 человек. Бывало, подойдет немец из охраны, спрашивает: