Когда Инга рассталась с Игорем, ей стало проще наведываться к учительнице. Вроде бы каждая табуретка должна напоминать лучшие дни, однако важнее уже не зависеть от зыбких нервных встреч и лихорадочно соображать, нужно ли, не нужно на всякий случай прятать глаза от Нелли. Нет Игоря – нет у учительницы лишней власти. Ведь это она Монтекки и Капулетти в одном лице, разбавленные доброй госпожой Метелицей. Она и разлучит и утешит. В ее доме было приятно углубляться в фантазии о собственном гнезде. Которое будет? Могло бы быть… Это Большая История не знает сослагательных наклонений, история же человека изобилует бесконечными «бы». Как счастливыми «бы», так, впрочем, и кошмарными, их Инга тоже держала поблизости, чтобы не расслабляться.

      Под Нелли жила пара алкашей, мужик-хроник и с ним сожительница, которая скорее просто шла на поводу у безнадеги и «мужского безрыбья». Инга жалела эту тетку с рыхлым носом и мученическими полукружьями нижних век, что делали лицо некстати иконоподобным. Ругались соседи раскатисто, с ленивым надрывом, то она не пускала его в дом, то он – ее. Жильцы давно привыкли, но Инге их брань, походя услышанная, впечатывалась в память; целые абзацы многослойных проклятий отзывались потом эхом в самые мирные моменты, разрушая едва назревшую гармонию мира. Все потому, что Инга не зарекалась и от такой сумы. Злые дороги ведут в один Рим, с горя может и Инга запить, одинокая Инга без родни. Классика жанра для списанных одиноких артисток, наяривал внутренний дьявол. И вот уже Инга от сплина ни рукой, ни ногой пошевелить не может, воображение, слава богу, работает бесперебойно. Спиться и умереть в грязи, когда у тебя никого: ни сына, ни дочери, ни мужа, пусть даже и проклинающих, но хотя бы провожающих под землю с миром.

      Нелли называла такие пустопорожние огорчения «приступами пессимистического чутья». Сама виновата! Инга попала в нечаянный пассаж: сидя в туалете, услышала кухонный разговор о себе. Обычно Нелли с подобными вещами осторожна, но тут ее подвел телефон, пришлось повысить голос, чтобы услышали, и выдать себя с потрохами. Ингу даже не интересовало, кто это ей звонит, мелькает себе ее имя в болтовне – и пусть себе, но тут внезапно Нелли разошлась патетической тирадой, и последнее, что Инга могла в досадном своем положении уловить, это были роковые слова:

      – Мне кажется, у нее никогда не будет…

      От панического любопытства Инга чуть было не выскочила в исподнем на кухню, дабы дознаться, чего у нее никогда… Она так и не узнала, о чем это Нелли. Не стала спрашивать. Потом, когда-нибудь, спросила бы – да поздно. Как тут не обостриться пессимистическому чутью – ведь сказанное учительницей становилось истиной…

      Но