Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945. Вольфганг Отт
Читать онлайн книгу.
в этом не очень разбираюсь. А это кто?
– Шопенгауэр.
– Твои кактусы совсем запаршивели. Их надо полить.
– Что-что?
– Кактусы у тебя запаршивели, не видишь, что ли?
– А… Вполне возможно. Я в этом ничего не понимаю, – произнес Хейне.
Они написали заявления. В качестве рекомендующих лиц Тайхман и Штолленберг назвали отца Хейне, министра и адмирала Редера.
– Его-то они точно не спросят, – заявил Хейне.
– Но они потребуют документы об образовании.
– А ты напиши: «Высланы».
– Но они же их никогда не получат.
– Знаю. Но ты все равно можешь это спокойно написать. В войну у них хватает других забот. А этому министру надо подсуетиться, если он хочет, чтобы его сынок стал доктором.
– Здесь говорится, что для подачи заявления тебе должно быть семнадцать лет, – сказал Тайхман, – а мне еще только шестнадцать.
– Об этом позаботится министр, – заявил Хейне. – Ты выглядишь на все двадцать.
– А мы получим первоклассную рекомендацию от нашего селедочного капитана; прямо сейчас ее и напишем, – заявил Штолленберг.
Внизу кто-то заиграл на фисгармонии, затем послышалось пение: «А теперь отдохните, все леса, поля и города, весь мир погружается в сон…» Хейне спустился в кладовую и вернулся с тремя бутылками божоле. Они начали пить и, когда завыли сирены воздушной тревоги, ничего не услышали. Люди внизу тоже продолжали петь, как ни в чем не бывало.
– Ария царя слишком длинная, – сказал Тайхман. – Я помню ее еще с детства.
– У тебя, должно быть, очень хорошая память.
– Давайте его выключим. Я поставлю другую пластинку.
– Поставь что-нибудь приличное.
– Нет, лучше неприличное.
Хейне поставил маленькую пластинку и прибавил звук. Голос девушки пел: «Что ты делаешь со своей коленкой, дорогой Ганс…»
– Схожу-ка я за Молли, – сказал Хейне.
Девушка выпила с ними за компанию. Она была в строгом черном платье и белом фартуке. Когда пение внизу возобновилось, Хейне поставил пластинку с танцевальной музыкой, и Молли пошла танцевать. Движения ее были неуклюжими и неуверенными; вскоре она растянулась на полу, но даже не ушиблась в своих многочисленных одежках. Когда она поднялась и потянулась за новой рюмкой, Хейне произнес:
– Тебе уже хватит, лучше потанцуй еще, это тебя отрезвит.
Тогда она задрала юбку и стала изображать балерину, но все время падала. Штолленберг не мог оторвать от нее глаз. Хейне курил сигареты и равнодушно наблюдал, как Молли встает, падает, снова встает и снова падает. Когда она шлепнулась особенно тяжело, он заметил:
– Не шлепайся так громко, там внизу, как-никак, церковь.
Прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.
Тайхман открыл окно. На улице уже стемнело. Воздух был влажным и душным; дело, похоже, шло к дождю. Верующие прощались у входа. Когда они разошлись, профессор взял лейку и стал поливать газон.
– Мне раздеться? –