Ещё не брезжило. В лесу шуршала осень,

      Когда, всё зачеркнув, я вышел на крыльцо

      И капли тёмные с качающихся сосен

      Мне ночь бездомная плеснула на лицо.

      Ты выбежала вслед. Я обернулся. Пламя

      Всех наших страстных дней язвило дух и жгло,

      Я взял твою ладонь, я осязал губами

      Её знакомый вкус и сонное тепло.

      Я уходил – зачем? В ночь, по размытой глине,

      По лужам, в бурелом хотел спешить – куда?

      Ведь солнца ясного, садов и мирных лилий

      В бушующей судьбе не будет никогда.

      Я вырвался. Я шёл. О плечи бились сучья.

      Я лоб прижал к стволу; ствол – в ледяной росе…

      Кем для меня закрыт покой благополучья?

      Зачем я осужден любить не так, как все?

      Над зыбью стольких лет незыблемо одна,

      Чьё имя я шептал на городских окрайнах,

      Ты, юности моей священная луна

                Вся в инее, в поверьях, в тайнах.

      Я дерзок был и горд: я рвался, уходил,

      Я пел и странствовал, томимый непокоем,

      Я возвращался от обманчивых светил

                В твои душистые покои.

      Опять твоих волос прохладная волна

      Шептала про ладью, летящую над пеной,

      Что мимо островов несётся, пленена

                Неотвратимою изменой.

      Ты обучала вновь меня моей судьбе —

      Круговращению ночей и дней счастливых,

      И жизни плавный ритм я постигал в тебе —

                Приливы моря и отливы.

      Союзу нашему, привольному, как степь,

      Нет имени ещё на языке народном.

      Мы не твердили клятв. Нам незнакома цепь,

                Нам, одиноким и свободным.

      Кто наши судьбы сплёл? когда? в каком краю?

      Туман предбытия непроницаем взору,

      Но верность странную хранил я и храню

                Несказанному