Мифы и легенды рыцарской эпохи. Томас Булфинч
Читать онлайн книгу.
настоятелем собора Святого Асафа.
Что касается Карла Великого, то, хотя его заслуги были достаточны, чтобы обеспечить ему бессмертие, священные войны с сарацинами не могли не стать излюбленной темой беллетристов. Вымышленная история этих войн была написана, по всей видимости, в конце XI столетия монахом, который считал, что его сочинение только выиграет, если его приписать Турпену, который был архиепископом в Реймсе примерно в 773 году.
Эти вымышленные хроники были на какое-то время доступны только профессионалам. Возможно, сочинения Турпена и Гальфрида читали священнослужители, единственные, кто в те времена владел латынью, но их труды никогда не получили бы широкой известности, если бы не были переведены на какой-нибудь распространенный язык. В то время на англосаксонском языке говорили только покоренные народы и рабы. Еще не было испанского и итальянского языков. В большей части Европы знать говорила на нормандском диалекте французского языка, поэтому он был подходящим средством для распространения новой формы литературного сочинения.
Это был светский язык в Англии до завоевания ее нормандцами и затем стал единственным языком, на котором говорили при дворе в Лондоне. Как завоевания нормандцев и восхищение доблестью их выдающихся личностей захватили воображение людей, так и нормандские поэты с невероятным энтузиазмом восприняли поразительные легенды об Артуре и Карле Великом и перевели их на современный язык. Приключения, приписываемые этим монархам и их доблестным воинам, а также многим другим реальным и вымышленным героям, привело к появлению огромного количества удивительных легенд, которые, по названию языка, на котором были написаны самые древние из них, стали называться рыцарскими романами.
Самые ранние романы появились в виде так называемых грубых, необработанных стихов, и в этом виде их пели и декламировали на княжеских и рыцарских пирах. Следующим этапом стал язык и слог Роберта де Бовэ, достигшего популярности в 1257 году, которого цитирует Вальтер Скотт во вступлении к «Роману о сэре Тристреме» (Тристраме):
Я не берусь всех мнений передать,
Их множество – и устных и писаний —
У тех, кто любит всуе поминать
Истории о доблестном Тристраме.
Это пример языка, которым пользовалась английская знать в эпоху, наступившую за Нормандским завоеванием. Следом приводится пример английского языка, на котором в то время говорили простолюдины. Роберт де Брюн, говоря о своем знании латыни и французского языка, пишет:
Все, что услышал или прочел,
Я на простой инглис перевел.
Теперь и жизнь, и смерть мне близки
И их переборовший человек…
О том, увы, не рассказать вовек
На этом странном языке английском.
Этот «странный английский» был языком, на котором написано предыдущее четверостишие.[6]
Только
Такого рода искажения были отмечены очень давно, и читатель найдет любопытный тому пример во вступлении к стихотворному «Роману о сэре Тристреме». Роберт де Брюн жалуется, что «Роман о сэре Тристреме» был бы лучшим из всех, когда-либо сочиненных, если бы его можно было читать вслух в том виде, в каком он был создан автором – Томасом Эрсилдауном; однако он написан таким цветистым языком и таким сложным размером, что теряет все свои достоинства в устах обыкновенных менестрелей, которые чуть ли не в каждой строфе что-то пропускают в ущерб и смыслу, и ритму отрывка. (Примеч. пер.)