Так крепок и густ травяной настой,

      Что черпай хоть ложкой его столовой!

      Налим лупоглазый, почти пудовый,

      Жует колокольчики над водой...

      Березка пригнулась в густой траве.

      Жарко. Сейчас она искупается!

      Но платье застряло на голове,

      Бьется под ветром и не снимается.

      Над заводью вскинул рога сохатый

      И замер пружинисто и хитро,

      И только с морды его губатой

      Падает звонкое серебро.

      На дне, неподвижно, как для парада,

      Уставясь носами в одну струю,

      Стоят голавли черноспинным рядом,

      Как кони в едином литом строю.

      Рябина, красуясь, грустит в тиши

      И в воду смотрится то и дело:

      Сережки рубиновые надела,

      Да кто ж их оценит в такой глуши?!

      Букашка летит не спеша на свет,

      И зяблик у речки пришел в волненье.

      Он клюнул букашкино отраженье

      И изумился: букашки нет!

      Удобно устроившись на суку,

      Кукушка ватагу грибов считает.

      Но, сбившись, мгновение отдыхает

      И снова упрямо: «Ку-ку, ку-ку!»

      А дунет к вечеру холодком —

      По глади речной пробегут барашки,

      Как по озябшей спине мурашки,

      И речка потянется перед сном.

      Послушает ласково и устало,

      Как перепел, выкрикнет: «Спать пора!»

      Расправит туманное одеяло

      И тихо укроется до утра.

      Россия степная, Россия озерная,

      С ковыльной бескрайнею стороной,

      Россия холмистая, мшистая, горная,

      Ты вся дорога мне! И все же бесспорно я

      Всех больше люблю тебя вот такой!

      Такой: с иван-чаем, с морошкой хрусткой

      В хмельном и смолистом твоем раю,

      С далекой задумчивой песней русской,

      С безвестной речушкой в лесном краю.

      И вечно с тобой я в любой напасти,

      И в солнечных брызгах, и в черной мгле,

      И нет мне уже без тебя ни счастья,

      Ни песни, ни радости на земле!