Законный брак. Элизабет Гилберт
Читать онлайн книгу.
брак = жена = секс = грех = нечистое.
Вывод: не жениться.
Таким образом, когда сегодня мы говорим о «свято чтимых узах брака» или «святости брака», хорошо бы вспомнить, что в течение приблизительно десяти веков брак в христианстве не был ни святым, ни чтимым. И уж точно не был идеальной формой существования моральной личности. Напротив, отцы раннего христианства считали привычку вступать в брак довольно отвратительным мирским обычаем, который был слишком уж тесно связан с сексом, женщинами, налогами и собственностью и не имел никакого отношения к более возвышенным, божественным материям.
Поэтому, когда современные религиозные консерваторы заводят ностальгическую волынку о том, что брак – священная традиция, уходящая в историю на тысячи непрерывных лет, они абсолютно правы, но лишь в одном случае – если речь идет об иудаизме.
В христианстве попросту не существует глубокой и непрерывной традиции почитания брака. В последнее время она появилась, но ее не было с самого начала. Первые тысячу лет христианской истории моногамный брак в глазах Церкви был, конечно, чуть лучше откровенной проституции, но в том-то и дело, что лишь чуть. Святой Иероним дошел до того, что составил шкалу человеческой святости от одного до ста баллов, в которой девственники удостаивались высшего балла, вдовы и вдовцы, вновь принявшие целибат, – шестидесяти, а супружеские пары, как ни удивительно, греховного результата в тридцать очков. Шкала была полезной, но даже сам Иероним признавал, что у подобных сравнений есть свои пределы. Строго говоря, писал он, нельзя даже сравнивать девственность и брак, как «нельзя сопоставлять две вещи, если одна из них – добро, а другая – зло».
Как только мне попадается такое высказывание (а в раннем христианстве их пруд пруди), я сразу вспоминаю своих друзей и родственников, которые считают себя христианами, но, несмотря на все старания вести безупречную жизнь, все-таки оказались в разводе. Годами я видела, как эти добрые, этичные люди совершенно убивают себя чувством вины, будучи уверенными в том, что нарушили самую священную и древнюю христианскую заповедь – не выполнили супружеский обет. Я и сама попалась в эту ловушку, когда разводилась, а меня ведь не воспитывали в духе фундаментализма. (Мои родители были в лучшем случае «умеренными» христианами, и никто из моих родственников не корил меня, когда я разводилась.) И всё равно, когда мой брак рухнул, я провела не поддающееся исчислению количество бессонных ночей, терзаясь вопросом: простит ли меня когда-нибудь Бог за то, что я ушла от мужа. Еще долго после развода меня преследовало неотступное ощущение, что я не только потерпела неудачу, но и – почему-то – согрешила.
Подобные комплексы вины лежат глубоко, их не исправить в одночасье. Но я не могу не признать, что в те месяцы адских моральных терзаний мне было бы полезно знать кое-что о той враждебности, которая веками окружала брак в христианстве. «Сбрось с себя груз мерзостных семейных обязанностей!»