24 ноября 1433 года. Галич, детинец, княжеские покои

      Ночь оказалась для князя Юрия Дмитриевича долгой и тяжелой. Печальные думы никак не давали властителю многолюдного стольного Галича сомкнуть глаз, и, в конце концов, он не выдержал – поднялся, оделся, перешел в горницу перед опочивальней. Подбросил дров в топку печи, на россыпь крупных красных углей. Немного выждал, пока березовые поленья полыхнут, зажег от них свечу, от свечи – фитили в трехрожковой масляной лампе, уселся в стоящее посреди комнаты кресло и задумчиво уставился в черное слюдяное окно.

      Явившиеся поутру слуги не посмели тревожить покой господина – неслышными тенями скользнули по горнице, заправляя маслом светильники, осторожно поставили на стол миски с изюмом и курагой, с медом и ревенем, блюдо с порезанными на дольки холодными яблоками, запотевший глиняный кувшин, покрытый глянцевым рисунком из переплетенных сине-зеленых лепестков. Разложили на скамье бархатные шаровары и длинную исподнюю рубашку из белого шелестящего шелка, прошитую золотой нитью ферязь из тонкого и мягкого индийского сукна.

      Разумеется, одевать правителя было обязанностью старшего спальника – но кто посмеет указывать князю, что именно и когда ему надлежит делать? Раз пожелал облачиться сам и во вчерашнее, – значит, так тому и быть. Спрашивать Юрия Дмитриевича, станет ли он переодеваться в свежее или нет, – никто не дерзнул.

      Коли князь пожелает – распорядится сам.

      Однако властитель Галича молчал. И потому дворня, исполнив свои обязанности, поклонилась ему в спину и бесшумно исчезла за дверью, оставив повелителя наедине с быстро светлеющим окном.

      В комнате снова наступил покой. За окном между тем становилось все светлее, и через двойной слой слюды стал просматриваться неровный контур крепостной стены, немногим более светлое пятно озера за ним и почти белое небо.

      Снаружи послышалось пыхтение, нарочито громкий звук шагов, шорохи и голоса. Наконец створка приоткрылась и хорошо знакомый голос поинтересовался:

      – Ты уже проснулся, отец? Боярин Олай сказывал, поутру ты желал увидеть нас всех у себя.

      – Заходите, дети мои, – разрешил князь Юрий Дмитриевич. – Василий, налей мне квасу. Дмитрий, подай яблоко. Как-то у меня во рту пересохло.

      Княжичи поспешно прошли в горницу. На этот раз они были одеты по-домашнему: в скромных тафьях на головах, в наброшенных поверх полотняных рубах длинных, до колен, ферязях без рукавов, в полотняных же темных штанах и в войлочных тапках вместо сапог. Старший Юрьевич поспешил к столу,