Ангел Спартака. Андрей Валентинов
Читать онлайн книгу.заболел – а я лекарства заменила, из флакона во флакон перелила. Так что наказали не всех, а только лекаря. И не казнили – в каменоломни направили. Поделом! Нас, рабов, умирать оставлял, лечить не хотел, если не за деньги. Да и лекарь из него…
– «Как-то болящий увидел врача в сновиденьях, – невозмутимо отозвался Гай. – И не проснулся уже, хоть и носил амулет». Могу еще. «К каменной статуе бога лекарь вчера прикоснулся. Бог был, и камень, и все ж – нынче выносят его».
– Ладно! – оттаяла я. – Лучше скажи, почему чужие стихи переводишь? Свои написать трудно?
Только сейчас понимаю. Понимаю – и все равно лгу, даже себе самой. Вспоминаю ямочки на лице бедного Гая, о том, как меня разозлила веселая эпиграмма…
Ямочки были, и стихи из себя вывели (уже потом их на греческом прочла, как раз в доме Марка Туллия, что с поэтом в переписке был). Но… Мне был нужен римлянин в тоге – и не только для того, чтобы в Цирке Аппия сесть поближе к арене.
Всегда и везде сильным быть невозможно. Как и слабым. Надо лишь не пропустить грань, за которой чужой силе приходит конец.
Да, Учитель, это так!
Смешной парень, переводивший греческих поэтов, был римлянином – римским волком, который не поспешил выдать беглую, хотя догадался еще в первую нашу встречу. В стае, в выводке Римской Волчицы, волки должны быть заодно. Гай Не Тот не предал беглую рабыню. Мелочь, конечно. Но, как любит повторять Учитель, сказавши «алеф», следует говорить «бейта».
Римлянин Фламиний сказал свой «алеф».
В тот вечер я чуть было не согласилась подняться в его комнатушку на четвертом этаже. Приходилось уступать (и кому!) за куда меньшее, чем возможность приобрести союзника. И вести дела с ним стало бы куда легче. Всего-то и забот – немного потерпеть, в потолок глядя и о чем-то постороннем думая. К тому же римлянин не из тех, кто от женской боли и унижения счастлив бывает. Может, и меня бы отпустило, забылась ненадолго, увлекалась даже – до первого солнечного луча.
Но после я бы возненавидела моего Гая.
А наутро мы встретилась с Учителем.
– Легкая же рука у тебя, хозяйка! – лапища Аякса шлепнула у меня по плечу. – Ну легкая! Пятьсот сестерциев одним махом!.. А я-то, простофиля…
– Кто-то победил? – не оборачиваясь, бросила я.
– Ну Эномай же, Эномай! «Галл», на которого ты…
Чуть не сказала «угу». Сдержалась. Пятьсот сестерциев – тоже неплохо. Десятая часть моего выкупа, если бы с хозяином повезло.
На арену я вообще не смотрела. Там что-то мелькало, что-то бегало, стучало, хрипело, булькало. Что именно, понятно, но не любительница я такого. А вот вокруг поглядывала. И вопросы задавала. Не Аяксу, его от арены только Плутон зубами смог бы оторвать. Зато поэт Гай Фламиний, по правую руку мною усаженный, оказался молодцом. Ему, римлянину, и самому интересно было, кого и как режут, но все же отвлекался – отвечал.
Интересовало же девицу в богатой палле, надетой, несмотря на жару, то, что не на арене. Сам Цирк Аппия мало чем от Большого Римского отличался, только размерами, как и все в Капуе. И запахи сходны, и пыль, и мальчишки,