Они не виделись пять лет, но приехать он решился лишь для триумфального показа Лидочки: эхо тектонически мерцающих на задворках памяти давних студенческих посиделок, когда кто-нибудь тащил с собой непременную неприметную Анечку («Это та самая Анечка, ребята!»), спичечную трепещущую Машеньку (а дали гитару – и ничего, заперебирала что-то ловко-ловко обкусанными пальцами, как паучок), лошадиной выси Оксану («О, та самая Оксана» – а про нее раньше никто ни-ни, ни словом!). Недели три писал: нашел, встретил, вырвала сердце как клещами, вцепилась, улыбнулась и рванула резко и точно, как хирург – теперь ходит с зияющей, как роза ветров, грудной клеткой и ребрами вразлет, а королева грез Лидочка облизывает чугунный леденец его сердца, хохочет и хочет, в Барселону на майские хочет, в Берлин в апреле хочет тоже, в театр и учиться на сноуборде еще как хочет, и даже сплавляться на байдарках по крошечной речке Пустке тоже хочет.

      И это так прекрасно – снова чего-то хотеть.