Но в голосе, которым произносились эти слова, не чувствовалось ужаса. Барбара шептала их точно так же, как все остальное.

      Тем не менее они пугали Билли. Он волновался, а не попала ли она, впав в кому, в какое-то темное и страшное место, где ощущала себя в западне и совсем одинокой.

      На лбу появились морщинки, она заговорила снова:

      – Море…

      Когда он это записал, последовало:

      – Что оно…

      Тишина в комнате сгустилась, словно набившиеся в нее призраки остановили всякое движение воздуха.

      Правая рука поднялась к губам, как будто хотела пощупать слова, которые слетали с них.

      – Что оно продолжает говорить?

      Это была самая связная фраза, произнесенная Барбарой за годы комы, да и никогда во время его визита она не говорила так много.

      – Барбара…

      – Я хочу знать, что оно говорит… море.

      Рука спустилась к груди. Морщинки на лбу разгладились. Глаза, которые двигались под веками, пока она говорила, застыли.

      Билли ждал, рука замерла над блокнотом, но Барбара молчала. Тишина все сгущалась и сгущалась, пока Билли наконец не почувствовал себя доисторической мухой, замершей в янтаре.

      Она могла так лежать часы, дни, вечность…

      Он поцеловал ее, но не в губы. Такого позволить себе не мог. Ее щека была мягкой и холодной.

      Три года, десять месяцев и четыре дня прошло с того момента, как Барбара впала в кому, а еще месяцем раньше приняла от Билли обручальное кольцо.

      Глава 4

      Вдоль дороги, у которой находился дом Билли (стоял он на участке площадью в акр, заросшем черной ольхой и кедрами), жили еще несколько семей, так что он не мог наслаждаться уединением в той же степени, что и Лэнни.

      Соседей своих он не знал. Наверное, не стал бы с ними знакомиться, даже если бы их дома смотрели окна в окна. И его весьма радовало отсутствие любопытства