– Митенька, сыночек. Прости. Не дождались мы тебя. Но ты не горюй. Нам здесь хорошо. Тут Бог, тут Его Царство, где живет любовь, где нет зла. В ближайшее время ты выйдешь из этой темницы, но знай: в жизни тебе еще придется испытать немало тягот. Но настанет день, когда мы снова будем вместе… Крепись. Потерпи. Мы любим тебя. Помни о нас, не забывай того, чему мы тебя учили в детстве.

      Женщина медленно перекрестила сына и растворилась.

      Митька проснулся, подскочив, как ошпаренный. Видение было настолько ярким, что долго не выходило из головы. В душу закралась горькая мысль и успокаивало только одно, что мать сказала, им Там хорошо. Конечно. Они были добрыми людьми, Божьими людьми, которые не в показном проявляли веру свою, но в делах и искренней любви к Христу. Они заслужили покоя Там, раз не получили его здесь.

      Сквозь маленькое решетчатое окно в камеру пробивался тонкий луч рассвета. Еще одно утро.

      – О, Господи, сжалься надо мной, – простонал Митька, понимая, что новый день принесет новые побои, – не могу больше.

      В другой камере также полусидел, полулежал измученный отец Иоанн. Он чудом выжил после той экзекуции. Видимо садисты хотели поиздеваться над священником, но решили не добивать, так как планировали выудить из него нужную им информацию и отчитаться перед начальством. А уж тогда, когда он будет более не нужен и расквитаться с батюшкой…

      Отец Иоанн беззвучно молился, глядя на быстро поднимающееся солнце, точнее на его маленький кусочек, который можно было разглядеть сквозь крохотное тюремное окошко.

      Дверь со скрипом отворилась.

      – Выходи, поп. Переводят тебя, – предварительно грубо выругавшись, произнес конвоир.

      – Боже, куда еще?.. – с ужасом выдохнул батюшка.

      Многочисленными коридорами, лестничными пролетами, петляли двое, жертва и охранник жертвы. Первый, сгорбленный от своей непосильной ноши, но не сломленный духовно, второй – бравый, сытый внешне, но раздавленный внутренне. Каждый шел и думал о своем, и как разнились эти мысли!

      Наконец, пришли. Конвоир достал из кармана мощную связку ключей и отпер дверь. В лицо пахнуло смрадным воздухом антисанитарных условий.

      – Вот здесь отныне, твой дом, – с ехидной усмешкой отметил конвоир и с грохотом захлопнул за батюшкой дверь. Быстро удалялись его шаги, звоном отдававшиеся в пустом коридоре.

      Батюшка попытался всмотреться в сумрак своей новой камеры. Когда его слабое зрение попривыкло к темноте, он разглядел, что у стены сидели такие же, как и Иоанн, изможденные люди. У них не было ни сил, ни желания спрашивать новоприбывшего о чем-либо, они только подвинулись немного, чтобы заключенный мог присесть на полу. Места для всех арестантов не хватало, нар не было.

      – Здравствуйте люди добрые, – из последних сил проговорил батюшка.