Японская разведка против СССР. А. А. Кириченко
Читать онлайн книгу.
Стесселе, Фоке, Кондратенко, Белом, адмирале Макарове и других, знания о которых я почерпнул в упомянутых выше книгах. Понятно, что малограмотный бывший нижний чин не мог знать больше написанного литераторами.
Я же, к сожалению, не предполагал, что мне когда-либо придется встретиться с японскими проблемами, и упустил возможность расспросить очевидца тех давних уже событий. Сколько же мы за свою жизнь безвозвратно теряем благоприятных возможностей и собеседников, которые были рядом с нами, но бурливый поток времени лишил нас случая этим воспользоваться.
Как бы там ни было, я приступил к изучению этого необычного языка, который преподавала тихая и скромная женщина Татьяна Сергеевна. Язык нам давали пять дней в неделю по четыре часа в день. В шестой учебный день, который я называл Юрьевым, нам читали другие дисциплины. После занятий и обеда была введена обязательная трехчасовая самоподготовка, во время которой было запрещено бесцельно бродить по институту.
Ежедневные и упорные занятия языком не замедлили вскоре сказаться. По языку и другим дисциплинам я первый курс окончил на «отлично» и в числе пяти остальных отличников был даже награжден ценным подарком, который храню до сих пор. Мне кажется, что основные знания японского языка я приобрел именно на первом курсе, а затем всю жизнь его пришлось доучивать.
На оперативной практике; Владивосток – Сокольники
Занятия в Высшей школе дважды подкреплялись практикой в оперативных подразделениях советской контрразведки.
В 1962 году меня направили на двухмесячную (июнь – июль) оперативную практику в УКГБ при СМ СССР по Приморскому краю.
Из всех подразделений, в которых мне поочередно пришлось побывать на практике, на меня наибольшее впечатление произвела стажировка в следственном отделении. Как раз в это время шла работа по реабилитации незаконно репрессированных, начатая после разоблачения культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС.
Мне давали архивные дела на осужденных, я их изучал и делал заключение. Почти все фигуранты дел были обвинены в японском шпионаже, но, если судить по имеющимся в архивных делах материалам, и дураку было бы ясно, что шпионажем здесь даже не пахло и никакими враждебными делами против Советского Союза они не занимались, так как доказательства подобной деятельности просто отсутствовали.
Я добросовестно штудировал материалы и в подготовленном проекте заключения писал, что такие-то лица осуждены по такой-то статье УК РСФСР и расстреляны такого-то числа незаконно, а посему подлежат посмертной реабилитации.
Особенно меня поразило одно архивно-следственное дело в отношении 130 заключенных исправительно-трудового лагеря в Приморье, возбужденное в 1929 году. Десять фигурантов дела были приговорены к расстрелу, а остальным добавили сроки. Все они были невиновны.
Меня поразили хранившиеся в деле несколько писем заключенного Бондаренко (других его данных не помню) Сталину, которые до вождя так и не дошли, а были похоронены