Каталонские повести. Новая проза. Сергей Захаров
Читать онлайн книгу.
пожалуй. Работа подходит нам, и, что еще важнее – мы подходим работе. Редко когда в жизни доводилось мне и Маше испытывать такой триумф. Мы обрели её, нашу собственную корову, мы породили ее сами и могли растить ее, воспитывать и доить так, как нужно нам.
А потом были два дня передышки – и все по новой. Так и растянулось все – на восемь удивительных лет.
* * *
Восемь лет – сказал я. Восемь лет, которые были и закончились, и сейчас я лежу под дубовым своим потолком, в каталонской предрассветной глуши – совершенно один. Под звон колоколов, который так точен, размерен и всегда с тобой, я пытаюсь понять, почему мы с Машей не вместе. По-прежнему у нас общее дело, у нас полное доверие друг к другу – но минуло этих восемь лет, и наше с ней одно на двоих время вышло. Почему? Уже полгода я трачу по часу в день – с пяти до шести – пытаясь вспомнить, осознать и понять.
Полтора года мы шли друг к другу. А потом, оказавщись вместе, укрепились на собственной почве и прожили еще восемь лет – до того, как расстаться.
Так какими все же были они, эти восемь?
Мгновенными, сказал бы я. Молниеносными – особенно вначале. Мы жили так быстро, что не оставалось времени даже на сон. Мы много работали, чтобы заработать побольше: поначалу расплачивались с долгами, оставшимися от прежней жизни, после выяснилось, что вокруг много людей, нам совсем не чужих, которым постоянно нужно помогать – и потому мы брали работы под завязку, столько, сколько могли потянуть, а часто и много больше. Да, так, пожалуй, будет вернее: чаще, особенно в первые годы, мы брали столько работы, сколько потянуть не могли.
Как мы узнавали о том? Да очень просто: когда все вокруг нас – самые китайские китайцы, самые французские французы и самые испанские испанцы – начинали вдруг дружно разговаривать на чистейшем русском языке; когда каждый чуть более громкий звук заставлял нас вздрагивать, как от расстрельного залпа, и хоронить испуганную голову в плечи; когда витиеватая и длинная произносимая кем-то из нас экскурсионная фраза вдруг обрывалась на середине и повисала в пустоте, потому что к этой самой середине мы успевали начисто забыть, с чего было начато, но даже и не думали продолжать, а лишь мягко улыбались и махали извинительно вялой рукой; когда на сон оставалось три часа, и даже эти часы мы не могли уже выспать, но отмучивали в тяжелой, напоминающей бред полуяви – тогда мы, наконец, понимали: пора сказать себе «стоп».
Да, только когда наступал такой вот предел предела и крайний край (мы давно убедились, что завершение, конец всего – это вовсе не точка, но прямая, которая может легко затеряться в той же бесконечности) – когда все-таки иссякали крайние остатки давно уже исчерпанных сил, мы срывались, наконец, в короткое путешествие вдвоем, чтобы через неделю вернуться и сходу, с колес, нырнуть в ту самую работу и продолжить затяжной марафон.
Это была, как я сказал уже, очень быстрая жизнь. Восемь