В далекие советские времена Александр Михайлович Торганов пахал журналистскую ниву, работая корреспондентом в многотиражке Кораблестроительного института. Газета была двухполосной – всего один листок формата А3, «горчичник», на жаргоне журналистской братии. Газета выходила раз в неделю, работа была не пыльной, и платили за нее немного – сто двадцать рублей в месяц, из которых тринадцать процентов составлял подоходный налог и еще один – профсоюзный взнос. Так что в коммунистическую партию Александр Михайлович не вступал из соображений экономии семейного бюджета, чтобы не платить еще и партийные взносы. Жене он отдавал ровно девяносто рублей, оставляя себе четырнадцать с копейками на сигареты и пиво – этих денег Александру Михайловичу, по-видимому, хватало. Кружка пива в уличном ларьке стоила стоила двадцать две копейки, а пачка сигарет без фильтра «Аврора» – четырнадцать. На транспорт ему тратиться не приходилось: два месячных проездных билета полагались двум сотрудникам газеты по редакционной смете. На девяносто рублей невозможно, конечно, содержать семью из трех человек, один из которых к тому же – молодая красивая женщина. Слава богу, что у Ирины Витальевны была неплохая профессия – она работала гидом-переводчиком в городском бюро путешествий и экскурсий. Зарплата у нее была такая же, сто двадцать рэ, но иностранные туристы, которых она возила в экскурсионном автобусе по Ленинграду и пригородам, все же – не студенты Корабелки: в благодарность они оставляли красавице-гиду разные презенты в виде советской десятки, вложенной в набор сувенирных открыток, или коробочки с колготками. Открыток в доме накопилось много, да и пустых коробочек с изображенными на них полуобнаженными худыми красотками валялось по углам немало. Иногда к Ирине Витальевне обращались подружки с просьбой продать им импортные колготки, что мать Коли и делала с удовольствием за все те же десять рублей.

      Иногда по вечерам, засыпая, маленький Коля слышал, как мать возмущается на кухне.

      – Саша, – говорила она мужу, – ты бы хоть в КПСС вступил, взяли бы тебя в городскую газету, зарабатывал бы больше, а то я вкалываю как проклятая – всю семью на себе тащу.

      Обычно эти разговоры начинались после того, как мать возвращалась из ресторана, куда ее регулярно приглашали довольные иностранные туристы.

      – Я меньше двухсот пятидесяти домой не приношу, а то и поболе, – громко шептала за стеной Ирина Витальевна, – рискую своей свободой, принимая эти подачки,