Спасение всё длилось и длилось. День за днём, ночь за ночью купался Игнис в небывалой купели, наполненной Его благодатью. Рико, если честно, уже несколько устал ждать каких-то небывалых чудес – они всё не начинались и не начинались. Есть-пить, а следовательно, и работать на полях, в садах да на огородах приходилось каждый день; чудесное «питание всех светом Его» пока что не наступило.

      Вместо отца Северино прислали нового настоятеля, и люди только разводили руками – был он совсем юн, худ, с редкой и клочковатой бородёнкой, а на щеках ещё не успели пройти юношеские прыщи. Сутана у него была почти чёрная, что говорило о невысоком его положении среди служащих Спасителю; вчерашний послушник, не иначе. И на первой же проповеди юнец загнусил столько «недоброугодно» (вспомнил Рико мудрёное словечко отца Северино), что народ не выдержал – смеяться начал.

      «Что ж, совсем не могли сыскать нам доброго пастыря?» – сокрушались потом взрослые. Спасение настало, а настоятелей-златоустов, кого послушаешь – и сам к жизни праведной тянуться начинаешь, и не сыскать.

      Рико повздыхал вместе со всеми, хотя, по сути, жизнь у него и так настала славная. Как-то раз, вечером, управившись с работой (а она нынче стала легка, и не устаешь совсем!) – сидели они с другом Нино на берегу весело бурлившего ручья, как всегда, споря о том, когда же настанет оно, истинное Спасение, и в чём будет состоять Возвышение, и внезапно услыхали за спиной тихое поскуливание.

      Обернулись, и…

      – Черныш! – завопил Рико, обнимая друга за мохнатую шею.

      Пёс завилял хвостом, тычась мальчишке в щёку холодным мокрым носом.

      – Здорово! – восхитился Нино, тоже получив свою долю собачьих нежностей. –