Мать. Максим Горький
Читать онлайн книгу.
захлопнул книгу. Был слышен его вопрос:
– А какого толка ты ждешь?
Оба долго молчали.
– Ну? – спросил хохол.
– Надо, Андрей, ясно представлять себе, чего хочешь, – заговорил Павел медленно. – Положим, и она тебя любит, – я этого не думаю, – но, положим, так! И вы – поженитесь. Интересный брак – интеллигентка и рабочий! Родятся дети, работать тебе надо будет одному… и – много. Жизнь ваша станет жизнью из-за куска хлеба, для детей, для квартиры; для дела – вас больше нет. Обоих нет!
Стало тихо. Потом Павел заговорил как будто мягче:
– Ты лучше брось все это, Андрей. И не смущай ее…
Тихо. Отчетливо стучит маятник часов, мерно отсекая секунды.
Хохол сказал:
– Половина сердца – любит, половина ненавидит, разве ж это сердце, а?
Зашелестели страницы книги – должно быть, Павел снова начал читать. Мать лежала, закрыв глаза, и боялась пошевелиться. Ей было до слез жаль хохла, но еще более – сына. Она думала о нем: «Милый ты мой…»
Вдруг хохол спросил:
– Так – молчать?
– Это – честнее, – тихо сказал Павел.
– По этой дороге и пойдем! – сказал хохол. И через несколько секунд продолжал грустно и тихо:
– Трудно тебе будет, Паша, когда ты сам вот так…
– Мне уже трудно…
О стены дома шаркал ветер. Четко считал уходящее время маятник часов.
– Над этим – не посмеешься! – медленно проговорил хохол.
Мать ткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала. Наутро Андрей показался матери ниже ростом и еще милее. А сын, как всегда, худ, прям и молчалив. Раньше мать называла хохла Андрей Онисимович, а сегодня, не замечая, сказала ему:
– Вам, Андрюша, сапоги-то починить надо бы, – так вы ноги простудите!
– А я в получку новые куплю! – ответил он, засмеялся и вдруг, положив ей на плечо свою длинную руку, спросил: – А может, вы и есть родная моя мать? Только вам не хочется в том признаться людям, как я очень некрасивый, а?
Она молча похлопала его по руке. Ей хотелось сказать ему много ласковых слов, но сердце ее было стиснуто жалостью, и слова не шли с языка.
IX
В слободке говорили о социалистах, которые разбрасывают написанные синими чернилами листки. В этих листках зло писали о порядках на фабрике, о стачках рабочих в Петербурге и в южной России, рабочие призывались к объединению и борьбе за свои интересы.
Пожилые люди, имевшие на фабрике хороший заработок, ругались:
– Смутьяны! За такие дела надо морду бить!
И носили листки в контору. Молодежь читала прокламации с увлечением:
– Правда!
Большинство, забитое работой и ко всему равнодушное, лениво отзывалось:
– Ничего не будет, – разве можно?
Но листки волновали людей, и, если их не было неделю, люди уже говорили друг другу:
– Бросили, видно, печатать…
А в понедельник листки снова появлялись, и снова рабочие глухо шумели.
В трактире и на фабрике замечали новых, никому не известных людей. Они выспрашивали, рассматривали, нюхали и сразу бросались всем в