Каждый день, от рассвета до заката, студенты, колхозники, сапёры, члены семей врагов народа трудились на Можайской линии обороны. Отложив лопату в сторону, Чистов спросил:

      – Егор Кузьмич, наверно, скоро и мы воевать пойдём?

      – Всем хватит пороха, Саша, только копай лучше окопчик, чтобы мог солдатик укрыться от артобстрела и воздушного налёта, спрятать свою голову от пуль и осколков. Наших-то соколов Сталина, я чувствую, не дождёшься, только в сводках они кого-то сбивают да бомбят.

      – Товарищ сержант, а вам не страшно погибнуть? – не унимался студент. – Вот так, бац пуля, и всё! Ничего нет и не будет!

      – Нет, не боязно, я пожил на этом свете. Вот только боюсь калекой остаться или контуженым, чтобы надо мной все потешались. Лучше сразу – бах, и всё.

      – Я тоже так думаю.

      – Вот только тебя, дурака, мне шибко жалко, да и всё твоё поколение, кому сейчас восемнадцать-девятнадцать. Так получается – это теперь ваша война, мне-то уже давно за сорок, и так уже на моём веку третья война.

      – Как третья?

      – Ну так считай: первая – на реке Халхин-Гол с японцами, что в Монголии, вторая – Финская, так что, получается, эта с фашистами – третья. А ты говоришь, страшно. У меня-то хоть два взрослых сына и дочка, как ни крути, по-любому мой корень останется, фамилия не угаснет. А вот ты кого оставишь на земле после себя?