Екатерина Великая. Николай Шахмагонов
Читать онлайн книгу.
императрицу против матери и внушала ей ту злобу, которую сама питала…»
Здесь надо добавить, что, несмотря на все достаточно хорошо памятные Екатерине II притеснения со стороны Румянцевой, несмотря на постоянные доклады, которая та делала Елизавете Петровне, она, став императрицей, не только не вспоминала о том, не только простила графиню, но даже сделала её гофмейстериной.
Конечно, в большой степени это было воздаянием за великие заслуги её сына, блистательного полководца Петра Александровича Румянцева-Задунайского. А по случаю Кючук-Кайнарджийского мирного договора, завершившего победоносную «Румянцевскую», как её назвали историки, войну, пожаловала орден Святой Екатерины.
Между тем Ивану Ивановичу Бецкому пришлось принимать важное решение относительно «контактов» при «малом дворе».
Своим уникальным по тем временам воспитанием и отличным образованием Бецкой раздражал многих. Он прекрасно говорил на французском и немецком языках, хорошо разбирался в европейской литературе, имел обширные познания во многих науках. Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна предпочитали его общество обществу других, менее интересных придворных. Ведь «малый двор» сверх меры наводнён был немцами или так называемыми «немцами». Наверняка Бецкой опасался и того, что проницательная Румянцева раскроет его главную тайну – тайну отношений с матерью великой княгини. Ну а каковы могут быть последствия, вполне предсказуемо.
Графиня Румянцева слишком пристально наблюдала за отношениями Ивана Ивановича с Иоганной Елизаветой. В 1747 году Бецкой, хоть и оставался камергером, старался как можно реже бывать при «малом дворе», а потом и вовсе отправился в путешествие за границу.
Впрочем, вскоре после бракосочетания наследника престола Петра Фёдоровича с Екатериной Алексеевной «малому двору» удалось освободиться от опеки Румянцевой.
«Русская корона больше мне нравилась, нежели… особа» Петра
Встреча с будущим женихом великим князем Петром Фёдоровичем не произвела на Софию Фредерику Августу такого впечатления, как встреча с императрицей Елизаветой Петровной. В своих «Записках…» она отметила: «Не могу сказать, чтобы он мне нравился или не нравился; я умела только повиноваться. Дело матери было выдать меня замуж. Но, по правде, я думаю, что русская корона больше мне нравилась, нежели его особа».
Да, мысли о российской короне занимали её с того самого момента, как узнала о письме-приглашении, причём были столь настойчивы, словно подсказывал их кто-то Высший и Всемогущий. Эти мысли отодвигали на второй план все неудобства и неурядицы, которые стояли на пути к столь, казалось бы, призрачной цели. И не пугало даже то, что великий князь вовсе не был её интересен. Она вспоминала о тех своих впечатлениях: «Ему было тогда шестнадцать лет; он был довольно красив до оспы, но очень мал и совсем ребёнок; он говорил со мною об игрушках и солдатах, которыми был занят с утра до вечера. Я слушала его из вежливости и в угоду ему; я часто зевала,