Часть вторая

      ветвь вторая

      Тряхнув головой, я отгоняю нелепую фантазию. Куда может звать меня женщина, которой я знать не знаю? Оборачиваюсь к Громову.

      – Спасибо, Тоня, – очень серьезно сказал Громов. – Это важно, что вы меня послушались. Ничего, что я назвал вас «Тоня»? Может быть, лучше «Антонина»?

      – Антониной я была две недели назад. Теперь я Тоня. Потому что тону и хватаюсь за соломинку.

      Это я попыталась пошутить. Он не улыбнулся.

      – Вы не утонете. Наоборот – вынырнете. Обещаю.

      Я несколько напряглась – очень уж благостно это прозвучало.

      – Мне говорили, что здесь не религиозный кружок или что-то такое…

      Вот теперь Громов улыбнулся, а по комнате прокатился смешок.

      – Нет, мы тут не молимся, на Бога не уповаем. Религиозные люди ко мне не приходят, у них и так есть утешение. Отчаянный страх смерти – удел атеистов и агностиков. Тех, у кого нет веры. Каждый здесь справляется с этим страхом по-своему. И все вместе помогают друг другу. Позвольте, я представлю вам остальных. И вы сразу перестанете чувствовать себя такой одинокой.

      Он подошел к Стрекозе, положил ей руку на плечо.

      – Зоя через неделю ложится на операцию, вероятность успеха которой, согласно статистике, не больше двадцати процентов. Уже дала подписку, которая освобождает клинику от всякой ответственности. Вам может показаться, что один шанс из пяти – огромное богатство по сравнению с ситуацией, когда у тебя нет ни одного шанса. На самом деле это еще страшнее. Крошечная вероятность спасения катастрофически травмирует психику. Не дает возможности смириться с неизбежностью – ведь не факт, что это неизбежность.

      – Все равно, – сказала я. – Я бы поменялась.

      – Знаете, что сделала Зоя? – спросил Громов, не обратив внимания на мою реплику. – Ушла от мужа. Любимого. Прожили вместе почти тридцать лет.

      – Ушла? Зачем?

      Я смотрела на Стрекозу, но за темными стеклами ее глаз было не видно.

      – Чтобы не подвергать его такому испытанию. Сказала ему, что теперь,