Блуд на крови. Валентин Лавров
Читать онлайн книгу.
до сведения императрицы о столь необычном случае, как приплытие гроба к крыльцу дома, где было совершено злодейство, и назвал фамилию Семеновой, та упрекнула князя:
– Почто ты забыл юную прелестницу, с которой танцевал в Смольном дворце? Такая не могла совершить столь бесчеловечный поступок.
Анастасия была в тот же день освобождена и вознаграждена за претерпение безвинных страданий: Екатерина подарила вдове свой миниатюрный портрет.
Ванька был порот, клеймен и навечно отправлен в Сибирь.
Поэт Сумароков уже 1 октября того же, 1777 года скончался в Москве. Его эпитафия была выбита на граните надгробия Данилы Матвеевича, своевременно вновь похороненного и к вдове действительно больше никогда не возвращавшегося.
Голицын, желая доставить приятность императрице, предлагал ей сделать такие водяные фонтаны, кои в случае нового наводнения выбрасывали бы влагу до самого неба и рассеивались в тучах. Из этих фантазий, понятно, ничего не осуществилось.
Зато той же осенью великий Гваренги закончил сооружать чудные решетки оград Летнего сада. Они были позолочены и вызывают всеобщий восторг по сей день.
Дочь палача
Этой страшной истории более двух сотен лет. Она поразила умы ее современников лютой и беспричинной жестокостью. Любимец двора поэт Михаил Херасков говорил Екатерине Великой: «Злоба сия может поколебать в человеке благородном уважение к людскому племени». Оберегая чувства своих читателей, я не стал бы печатать эту историю. Однако она нам интересна тем, что для раскрытия истины впервые в России была произведена с судебной целью эксгумация трупа.
Азарт
Семеновского полка капитан Жердинский держал нечто вроде игорного дома. Каждый день здесь за зеленым сукном ломберных столов собиралась изрядная компания, состоявшая преимущественно из персон военного звания.
В тихий послеобеденный час, когда многие из петербуржцев вкушали, по древнему русскому обычаю, сон, исходил азартным томлением майор лет тридцати пяти. Хрупкого, словно саксонский фарфор, сложения, с узким, побледневшим от волнения лицом, с растрепанным коком над высоким лбом, он испытывал фортуну за вистом. Взмокшей и слегка дрожавшей ладонью время от времени он подгребал к себе выигранные деньги.
Сидевший напротив мрачный кирасир пошарил по пустым карманам мундира и со злобой плюнул на пол:
– Ну, Христер Клот, тебе везет, как подлецу! Выставил меня начисто. За какой-то час просадил тебе месячное жалованье. Что ж я пошлю теперь старухе матери? Ох, где ты, моя удача?
Клот ехидно ухмыльнулся:
– С твоим счастьем, Парамонов, только по воронам из мортиры палить!
Клот усмирял Пугачева, самолично (осуждаемый за это офицерами) повесил десятка полтора бунтовщиков, отличился под Казанью. Теперь же, согласно его рапорту, отправлялся на родину – в Лифляндию «для поправления пошатнувшегося домашнего хозяйства и болезни супруги ради».
– Играешь? – с надеждой получить еще чего-нибудь в качестве трофея спросил Клот.
Парамонов