Эраст Петрович Фандорин вежливо подавил зевок – крылья точеного носа чуть дрогнули, мраморный подбородок слегка подался книзу, однако губы не разомкнулись ни на миг и взгляд спокойных голубых глаз остался все таким же благожелательно-рассеянным. Искусство незаметно зевать составляло один из absolute musts[5] светского человека, к тому же еще состоящего чиновником особых поручений при генерал-губернаторе. Непременное присутствие на балах и раутах являлось одной из тягостнейших обязанностей службы Эраста Петровича – в остальном не слишком обременительной и по временам даже увлекательной.

      Надворный советник поймал на себе многозначительный взгляд Пегги Немчиновой и принялся с сосредоточенным видом разглядывать хрустальную люстру, сиявшую трепетным газовым светом. Взгляд прелестной девицы, произведшей в нынешнем сезоне настоящую сенсацию и уже получившей три предложения (отвергнутых в силу недостаточной основательности), означал: отчего бы вам не ангажировать меня на кадриль? Дело в том, что Фандорин имел неосторожность пригласить миленькую дебютантку на тур вальса, и сразу же об этом пожалел: танцевала она, как механическая кукла, да и ума оказалась самого небольшого. Заметив, что мадемуазель Немчинова как бы ненароком двинулась вдоль стены, явно намереваясь перейти к решительным действиям, Эраст Петрович нейтрализовал этот опасный маневр – переместился в угол залы, где сгруппировался самый цвет нетанцующего общества. Здесь был и сам князь Долгорукой, и важные статские старички в муаровых орденских лентах, и тучные золотоплечие генералы.

      К числу последних относился и обер-полицеймейстер Баранов, который со снисходительной улыбкой слушал оживленно жестикулирующего господина в дурно сидящем фраке и съехавшем на сторону белом галстуке. Это был известный московский чудак и эксцентрик граф Хруцкий, слывший букой и на балы отроду не хаживавший. Про него рассказывали, что он много лет путешествовал по Востоку и прожил несколько лет в каком-то горном монастыре, постигая тайны бытия. Будто бы даже постиг и грозился написать об этом книгу, которая перевернет с ног на голову всю западную цивилизацию, да все руки не доходят – слишком уж увлекающийся человек: то устроит подписку на открытие в Москве буддийского храма, то начнет читать в университете лекции по восточному мистицизму, то насмешит весь город дурацким прожектом строить железную дорогу до Тихого океана. Зимой, в любой мороз, Хруцкий непременно купался в снегу во дворе своей полуразвалившейся арбатской усадьбы, для чего дворник содержал особый, рассыпчатый сугроб – прохожие же глазели на полоумного барина из-за старинной чугунной решетки.

      Эраст Петрович был