В то время как формы медиаконвергенции становились разнообразнее, менялась культурная динамика между Кореей и Японией. Особенно это проявлялось в изменении технологии музыкального потребления, совпавшего с национальным брендингом поп-музыки.

      Вопреки стремлениям многих южнокорейских чиновников, желавших продвинуть K-pop как динамическую силу современной Кореи, термин K-pop вошел в обиход по аналогии с существовавшим термином J-pop. По мнению японского ученого Майкла Бурдо, термин J-pop музыки был «использован в 1988 году как название национальных музыкальных групп на популярной токийской радиостанции FM J-WAVE и получил широкое распространение в 1992–1994 годах»[110]. Это совпало с периодом, когда Корея начала амбициозную политику глобализации. Значительный аспект термина в том, что «J-pop музыка, кажется, не имеет ничего против существования контрагентов: K-pop, C-pop и т. д.»[111], изначально дает понять, что основным рынком J-pop музыки будет не только Азия, но и зарубежные страны. Там термин будет пониматься более интуитивно при сравнении с другими национальными направлениями поп-музыки; аналогично тому, как термин «корейская волна» появился на свет благодаря ранее существующим понятиям – гонконгская волна, японская волна и китайская волна, которые широко используются в Японии.

      Само собой разумеется, если поп-музыка какой-то страны будет циркулировать только в пределах ее национальных границ, не обязательно явно указывать страну происхождения как способ идентификации национального бренда. Брендинг особенно необходим, когда поп-музыка и культура широко распространяются за внешние пределы национальных границ. Майкл Бурдо так отзывается о J-pop музыке: «Первоначально термин был стратегией продвижения бренда, который, казалось, должен был вывести и утвердить японскую поп-музыку, независимо от жанра, на мировой арене. В конце концов, обе части названия J-pop составляют