Повести о карме. Генри Лайон Олди
Читать онлайн книгу.
для ликования,
ибо ждут меня страшные муки
и скорая кончина!
Но что это? Чу!
(обходит сцену, стуча в барабан)
Яд испарился, вытек со слюной и слезами.
Я здоров и полон сил!
О враг мой, доблестный Хатано!
Ты хотел погубить меня,
отравив себя самого,
но велик будда Амида, велик и милосерден.
Хор:
Не обманешь прозорливого будду!
Тот, кто жаждет воскресить врага
в теле умирающего или калеки,
либо прокаженного, обители страданий,
или дряхлого старца с трясущейся головой,
обманется,
обманется,
обманется в своих дурных ожиданиях.
Исцелится убитый в теле убийцы,
избегнет смерти и боли,
преисполнится здоровьем и надеждой!
Фуккацу!
Глава четвертая
Происшествие на почтовой станции
Я следовал за отцом: за правым его плечом, чуть отстав, согласно традиции защищать спину тому, кто старше. Приноровиться к отцовскому шагу оказалось не так-то просто. Давненько мы вместе никуда не ходили. За это время, оказывается, я вырос, привык шагать быстрее и шире. Стареет отец, горбится, семенит. Коленями мается, давно уже. Доведись на заставе за преступником гнаться – не догонит.
Нужно, чтобы рядом был кто-то помоложе, пошустрее.
Я хотел напомнить отцу, что он обещал похлопотать за меня перед господином Хасимото – и прикусил язык. Не на улице же разговор затевать? Дома надо было сообразить. Повернуть беседу от нашей унизительной бедности к жалованью, от жалованья – к тому, что два жалованья, как ни крути, больше, чем одно…
Бед на отца свалилось – как гора на муравья. Про меня и забыл, наверное.
Школа «Дзюнанна Йосеи» располагалась через три квартала от нашего, если идти на юго-восток, в сторону княжеского за̀мка на Красной горе. Как с безмолвной скалы в бурное море, мы нырнули в шумную толкотню Сенрёбу – улицы Тысячи Одеяний, с лихвой оправдывавшей своё название. Торговцы уже открыли двери лавок и ставни на окнах магазинчиков. Цветастые кимоно, платки, шляпы, пояса, накидки, выставленные на продажу – от них рябило в глазах. Оклики зазывал, вопли разносчиков чая. Шелест шёлка, шуршание хлопка. Дым над котлами с лапшой. Дым над сковородами с жареными креветками. Ругань продавца, чей товар запачкали жиром. Перестук и шарканье сандалий – деревянных гэта и соломенных дзори…
Жизнь тут кипела с раннего утра и до темноты.
Миновав ворота, отделявшие кварталы друг от друга – на ночь ворота запирались – мы срезали путь мимо жасминовых посадок. Их разбили изготовители ароматических притираний и купцы, торгующие чаем сорта санпинтя, смешанным на рюкюсский манер. Россыпями нетающего снега белые цветы лежали на гибких ветвях кустов. От плывущего запаха воздух сгустился, превратился в драгоценную благоухающую настойку. В ней с дремотным жужжанием плавали сотни довольных жизнью пчёл.
Мухи кружились дальше, наслаждаясь вонью сточных канав.
Потом был мост через канал, обсаженный плакучими ивами. Мы прижались к перилам, когда мимо нас на полном скаку пролетели пять конных самураев. Они торопились в за̀мок с важными