В холмах зеленых табуны коней

      Сдувают ноздрями златой налет со дней.

      С бугра высокого в синеющий залив

      Упала смоль качающихся грив.

      Дрожат их головы над тихою водой,

      И ловит месяц их серебряной уздой.

      Храпя в испуге на свою же тень,

      Зазастить гривами они ждут новый день.

      Весенний день звенит над конским ухом

      С приветливым желаньем к первым мухам.

      Но к вечеру уж кони над лугами

      Брыкаются и хлопают ушами.

      Все резче звон, прилипший на копытах,

      То тонет в воздухе, то виснет на ракитах.

      И лишь волна потянется к звезде,

      Мелькают мухи пеплом по воде.

      Погасло солнце. Тихо на лужке.

      Пастух играет песню на рожке.

      Уставясь лбами, слушает табун,

      Что им поет вихрастый гамаюн.

      А эхо резвое, скользнув по их губам,

      Уносит думы их к неведомым лугам.

      Любя твой день и ночи темноту,

      Тебе, о родина, сложил я песню ту.

      Туча кружево в роще связала,

      Закурился пахучий туман.

      Еду грязной дорогой с вокзала

      Вдалеке от родимых полян.

      Лес застыл без печали и шума,

      Виснет темь, как платок, за сосной.

      Сердце гложет плакучая дума…

      Ой, не весел ты, край мой родной.

      Пригорюнились девушки-ели,

      И поет мой ямщик наумяк:

      «Я умру на тюремной постели,

      Похоронят меня кое-как».

      В прозрачном холоде заголубели долы,

      Отчетлив стук подкованных копыт,

      Трава поблекшая в расстеленные полы

      Сбирает медь с обветренных ракит.

      С пустых лощин ползет дугою тощей

      Сырой туман, курчаво свившись в мох,

      И вечер, свецившись над речкою, полощет

      Водою белой пальцы синих ног.

      Осенним холодом