О бисере, бусах и прошлом времени. Воспоминания московского коллекционера. Елена Юрова
Читать онлайн книгу.
годы папа увлекался альпинизмом и достиг в этом виде спорта вполне серьезных результатов. Но в 1939-м или следующем году во время очередного восхождения он упал в глубокую расщелину и едва не потерял ногу. Ко времени начала войны он передвигался только с палкой, но и это ему стоило большого труда. Поэтому научный сотрудник Юров вместе со своим институтом отправился в эвакуацию в Свердловск, где занялся разработкой прожекторов для нужд фронта. Это время подробно описано в его дневниках, которые папа вел с 1942 по 1948 год.
Папины дневники 1942–1948 годов изданы отдельной книжкой «Дневники С. Г. Юрова» (М.: Кругъ, 2010).
В Свердловске папа жил в лаборатории, где и работал, а мы с мамой и бабушкой были оставлены в Красноуфимске, поскольку в Свердловске найти жилье было совершенно невозможно. Первый год жизни в эвакуации был очень тяжелым: хозяйка всячески нас третировала как московских бездельников и нахлебников. Пропитание было чрезвычайно скудное, дров не было. На следующий год счастье нам улыбнулось, и в Красноуфимск был эвакуирован Харьковский механико-машиностроительный институт. У них отсутствовал заведующий кафедрой иностранных языков, и в 1942 году мама наконец обрела работу. Отношения с хозяйкой сразу потеплели, а когда к Новому году институт выделил маме живого поросенка, стали самыми сердечными. Несмотря на заметное улучшение нашего благосостояния, в начале 1943 года я тяжело заболела. В Красноуфимске, кроме военного госпиталя, практически никакой медицины не было, и детский врач, случайно там оказавшийся, посоветовал везти меня в Москву. К тому времени в Москву уже вернулся мой дед, который и оформил вызов мне и бабушке. В то время возвращение в столицу без вызова строго каралось. Вскоре в Москву переехал вместе с ВЭИ и папа. А маму еще несколько месяцев не отпускали с работы, поскольку ее институт не мог покинуть Красноуфимск до освобождения Харькова.
Лена Юрова. Красноуфимск, 1942
От пребывания в Красноуфимске никаких «сувениров», естественно, не осталось, кроме моей детской фотографии 1942 года.
В конце войны и сразу после ее окончания наступило время законных и не совсем законных репараций. Из Германии государство вывозило оборудование целых заводов, архивы, культурные ценности, а советские граждане просто везли кто что мог взять в нищий, разоренный советской властью и войной Советский Союз.
В 1945–1946 годах я еще в школу не ходила. У меня была единственная подружка Ирочка Бурзи. Наши бабушки водили нас вместе гулять, и мы по очереди ходили друг к другу в гости. Ирочка хотела стать балериной, а я астрономом, хотя и на балерину тоже иногда соглашалась. Кукол у нас практически не было, играли с довоенным пупсом и котом Микешкой. Но вот однажды из Германии вернулся Ирочкин папа, который работал там переводчиком. При нас начали распаковывать его многочисленные чемоданы. В каждом чемодане было что-то невероятно прекрасное. Я запомнила чемодан с чулками и еще один с искусственными цветами. Но самым восхитительным были, конечно, детские книжки и игрушки. Нам особенно полюбилась книжка-раскладушка, в которой кудрявая пухленькая девочка