Первым в Усть-Илимске у нас был пес – серебристый карликовый пудель Тимоша, потом Антоша, потом Баксик, а сейчас у нас две красавицы: блондинка той Соня и серебристый карлик Стеша. А еще приютили подброшенную нам кошечку, я ей дал имя Клеопатра. Клепа любит убегать из дома, видимо, сказывается бродячее наследие предков.

      Школьные уроки Оля всегда делала сама, помощи не просила, но мама Лена внимательно за ней приглядывала. Даже потом, когда она получала второе образование юриста, к моей помощи тоже не обращалась. Учила и сдавала зачеты и экзамены самостоятельно, хотя знала, что я любой вопрос мог решить за пару минут.

      В раннем возрасте Оля проявляла гиперактивность, могла носиться, как самолет, по квартире, разве что пробежаться по стенам и потолку не удавалось. Помню, как-то к нам пришла Ольга Ягудина, подруга Лены, так они делали стойки на руках вдоль всех стен. Хорошо, что двухкомнатная квартира, которую выделили мне в дирекции строящегося ЛПК, как молодому специалисту, была почти пустая – сшибать и ломать было нечего.

      Меня сложно вывести из себя, я достаточно сдержанный человек, но однажды доча так носилась, так орала и резвилась, не реагируя на мои замечания, что я не выдержал и один раз шлепнул ее по попе. Оля замерла, глаза наполнились слезами, но она не заплакала. Она так пронзительно посмотрела на меня. В ее глазах я прочитал: «Папа, как же ты мог меня ударить? Я же твоя дочь. Ты же меня любил. Разве можно обижать детей? Ты же сильный, а сильные слабых не обижают. Только животные могут нападать и делать больно другим, более мелким зверюшкам, они же не понимают, что так делать нельзя. Ты поступил хуже, отвратительнее, чем поступают животные. Ты убил во мне мою любовь к тебе, зачем ты это сделал… Как же тебе не стыдно? Мне обидно и больно, я от тебя такого не ожидала. Вот ты какой жестокий!»

      При этом Оля ничего не произнесла, она просто развернулась, ушла в свою комнату и затихла. Я испугался, ругал себя самыми последними словами.

      Я очень переживал, казалось, что весь мир перевернулся.

      – Доченька моя любимая, – говорил я про себя, – прости меня, мое солнышко, я не сдержался, такое бывает у взрослых.

      Черные тучи носились в моей голове, сверкали молнии и гремел гром. Наверное, я сам был чернее тучи. Заболела голова. А доча уже играла с куклами в своей комнате и смеялась, она уже про все забыла и давно простила своего папу. Она умнее меня. А я не смог забыть, об этом я помню всю жизнь. Может, это