В Ашкелоне убили солдата,

      Просто так, «за здорово живешь».

      Видно, юность была виновата

      В том, что кто-то схватился за нож.

      А еще виновата Россия,

      Потому что был русским солдат.

      И не очень иврит он осилил,

      И друзьям из Сибири был рад.

      Не понравилось это соседям —

      Речь его и веселая прыть.

      …По России везут на лафете

      Сына двух государств хоронить.

      Уезжал он в Израиль не за смертью,

      Не затем, чтобы лечь под гранит.

      Не успел в жизнь чужую всмотреться,

      Речь родную сменить на иврит.

      Для меня пустыня Негев

      Необычна и загадочна,

      Как, наверно, снег для негров

      Или фильмы для Хоттабыча.

      На востоке той пустыни,

      Где ветра дороги вымели,

      По ночам оазис стынет —

      Новый город с древним именем.

      А вокруг него пустыня,

      Обнаженная, как искренность.

      И над скалами пустыми

      Только небо и таинственность.

      Но, когда восходит солнце,

      Город тот преображается.

      Он сквозь лилии смеется,

      Сам себе он поражается.

      В живописном том укрытии

      Я влюбился, будто смолоду,

      И в его веселых жителей,

      И еще в их верность городу.

      Приезжаю как на праздник

      На крутую землю Негева.

      Навидался стран я разных,

      А сравнить с Арадом некого.

      Мы постепенно покидаем

      Сей край библейский…

      Но, когда

      Нас позовет земля Святая,

      Мы возвратимся вновь сюда.

      Нам есть что вспомнить…

      Это время

      Прошло недаром и не зря.

      Смешалось все – успех и бремя,

      На чем и держится Земля.

      Дай Бог здоровья всем и счастья,

      Удач нервущуюся нить.

      Спасибо, что пришлось общаться

      И так восторженно дружить.

      Тебе бы жить в иные годы,

      Иные помыслы иметь,

      Носить шелка, а не погоны

      И в двух шагах не видеть смерть.

      Тебе бы жить в иной столице,

      Где не стреляют по ночам

      И где пришла б пора влюбиться

      И обустраивать очаг.

      Тебе бы…

      Но уж так сложилось…

      И, доли радуясь своей,

      Ты приняла ее, как милость,

      Как принимают здесь друзей.

      А мать тревожится в Париже…

      Порой